Из письма к А. Л. Боровиковскому от 25 февраля 1885.
Петербург (20, с. 148).
Сказки не для печати
Архиерейский насморк[113]
Жил-был царь Арон[114] и был он глава церкви. Только спрашивает он однажды обер-прокурора Толстого[115]: «Какие у архиереев привилегии?» Отвечал Толстой: «Две суть архиерейские привилегии: пить архиерейский настой и иметь архиерейский насморк». Рассердился царь. «Архиерейский настой я знаю, но отчего же мне, главе церкви, архиерейского насморка не предоставлено? Подавай в отставку!» Подал Толстой в отставку; призывает царь нового обер-прокурора Победоносцева[116] и говорит: «Чтобы завтра же был у меня архиерейский насморк!» Смутился Победоносцев, спешит в Синод, а там уж Святой дух обо всем архиереям пересказал. «Так и так, – говорит Победоносцев, – как хотите, а надо царю честь оказать!» – «Но будет ли благочестивейшему государю в честь, ежели нос у него погибнет?» – первый усумнился митрополит Макарий[117]. «А я к тому присовокупляю, – сказал митрополит Исидор[118], – лучше пускай все сыны отечества без носов будут, нежели падет единый влас из носа царева без воли Божией!» – «Как же с этим быть?» – спрашивает Победоносцев.
Вспомнили тогда архиереи, как Яков Долгорукий царю Петру правду говорил, и сказали Филофею-митрополиту[119]: «Иди к царю и возвести ему правду об архиерейском насморке». Предстал Филофей пред царя и пал на колени: «Смилуйся, православный царь, – вопил он, – отмени пагубное оное хотение!» Однако царь разгневался: «Удивляюсь я, старый пес, твоему злосчастию, – сказал он, – вы, жеребцы ненасытные, готовы весь мир заглотать, а меня, главу церкви, на бобах оставить!» – «Но знаешь ли ты, благоверный государь, что означает сей вожделенный для тебя архиерейский насморк?» – вопрошал Филофей, не вставая с колен. «Образование я получил недостаточное, – отвечал царь, – а потому знаю много вредного, а полезного ничего не знаю. Был у меня, впрочем, на днях Тертий Филиппов[120] и сказывал, бывает простой архиерейский насморк и бывает с бобонами, но затем присовокупил: „Тайна сия велика есть“, – шед, удавися!» Тогда увидел Филофей, что теперь самое время царю правду возвестить, пал ростом на землю и, облобызав шпору цареву, возопил: «Не разжигайся, самодержец, но выслушай: привилегия сия дарована архиереям царем Петром и знаменует обильное течение из предстательного уда. Сколь сие изнурительно, ты можешь видеть на мне, богомольце твоем. Еще в младенчестве был я постигнут сим течением; родители же мои, видя в этом знамение грядущего архиерейства, не токмо не прекращали такового, но даже всеми мерами споспешествовали. Потом, состоя уже викарием приснопамятного митрополита Филарета[121], я от усилившегося течения едва не потерял носа и только молитвами московских чудотворцев Петра, Алексия, Зоны и Филиппа таковой удержал. Так вот она привилегия эта какова!» Выслушал царь Филофеевы слова, видит, правду старый пес говорит. «Спасибо тебе, долгогривый, что мой нос от погибели остерег. А все-таки надо меня чем-нибудь за потерю привилегии вознаградить. Иди и возвести святителям: имею я желание прелюбодействовать». Невзвидел света от радости Филофей. Бежит в Синод, шею вытянул, гриву по ветру распустил, ржет, гогочет, ногами вскидывает. Попался Бог по дороге – задавил. Долго ли, коротко ли, а наконец прибежал. «Так и так, – говорит, – силою твоею возвеселится царь! Повелите-ка, святые отцы, из архива скрижали Моисеевы вынести!» Поняли святители, что дело на лад идет, послали за скрижалями. Видят, на второй скрижали начертано: не прелюбодействуй! «Хорошо сие для тех, – молвил Никандр Тульский[122], – кто насморк архиерейский имеет». – «Для тех же, – возразил протопресвитер Бажанов[123], – кои такового не имеют, совсем без надобности, ибо тем только подавай». Судили, рядили, наконец послали за гравером Пожалостиным[124]. Спрашивают: «Можешь ли ты к сему присовокупить: Царь же да возвеселится?» – «Могу», – отвечал Пожалостин и, вынув резец, начертал. Тогда Синод постановил: копию с исправленных оных скрижалей отослать для ведения в правление райских селений, в святцах же на сей день отметить тако: разрешение вина и елея.
113
Обыгрывание в этой сказке фаллической функции носа вписывается в «носологический» контекст мировой литературы (см.:
114
Царь Арон – иносказательное именование Александра II, который как глава государства именовался также и главой церкви. Использование имени Арон (Аарон) связано с тем, что поступки первого ветхозаветного первосвященника Аарона не всегда отвечали его сану. Подобную ситуацию изображает Салтыков: Александр II вступил в морганатический брак со своей фавориткой княжной Е. М. Долгорукой менее чем через два месяца после смерти императрицы Марии Александровны. По законам же православной церкви это можно было сделать только через год. «Таким образом, Александр II, обязанный в качестве главы не только государственной, но и церковной власти блюсти ее законы, явился нарушителем их…» (
115
Толстой Дмитрий Андреевич, граф (1823–1889), соученик Салтыкова по Александровскому лицею; обер-прокурор Святейшего синода, впоследствии министр народного просвещения, министр внутренних дел и шеф жандармов.
116
Победоносцев Константин Петрович (1827–1907), в 1880–1905 гг. обер-прокурор Святейшего синода, пользовался репутацией крайне консервативного деятеля.
117
Митрополит Макарий (в миру – Михаил Петрович Булгаков, 1816–1882), митрополит Московский и Коломенский (с 1879), член Святейшего синода.
118
Митрополит Исидор (в миру – Яков Сергеевич Никольский, 1799–1891), митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский, Финляндский и Эстляндский, первенствующий член Синода.
121
Митрополит Филарет (в миру – Василий Михайлович Дроздов, 1783–1867), митрополит Московский и Коломенский.
122
Митрополит Никандр (в миру – Николай Иванович Покровский, 1816–1893), архиепископ Тульский и Белёвский, в 1871–1874 гг. участвовал в работе Синода.
123
Бажанов Василий Борисович (1800–1883), протопресвитер, духовник Николая I, Александра II и Александра III, главный священник Двора и гвардии; член Синода. 19 июля 1880 г. обвенчал Александра II с Е. М. Долгорукой.