Пия лежала в жутко неудобной позе. В торце дома она обнаружила лестницу, приставленную к стене, забралась по ней на чердак, где нашла подходящее отверстие, через которое можно было снимать всё происходящее в гостиной.
Здесь ей никто бы не помешал, так что она могла лежать и снимать на камеру ровно до того момента, пока кому-нибудь из участников церемонии не вздумалось бы поднять голову и посмотреть на потолок.
Она и вообразить не могла, что представшее её глазам зрелище может происходить наяву!
Участники ритуала держали в руках фигурки и окунали их в чашу, содержимое которой больше всего напоминало кровь. Пия попыталась приблизить изображение, чтобы разглядеть эти статуэтки. Одна из женщин поцеловала свою фигурку, а затем, к ужасу Пии, начала тщательно слизывать с неё кровь.
Девушка узнала Арона Бьярке, он вёл себя совсем не так, как обычно. Воздев руки к потолку, он выкрикивал непонятные заклинания, лицо при этом было перекошено, а взгляд застыл в одной точке.
Пия просто оставила камеру включённой и наблюдала за происходящим, надеясь, что картинка получится достаточно резкой.
Вдруг дверь в комнату открылась и вошёл мужчина, ненадолго покидавший дом. Вид у него был взволнованный. Пия узнала его: это тот торговец краденым с плёнки, Эскиль Рондаль. Она обратила внимание на то, что и руки, и одежда мужчины в крови, но не могла припомнить, была ли на нём кровь до того, как он вышел. Он мог запачкаться, когда передавал ходившую по кругу чашу.
Мужчина подошёл к Арону и что-то прошептал на ухо, отчего Бьярке моментально изменился в лице. Он повернулся к Эскилю вполоборота, и они стали переговариваться о чём-то, но слов было не разобрать. Пия тихо выругалась; теперь они оба стояли спиной к камере.
Затем она увидела, как Арон сказал что-то мужчине с бубном, и ритмичные удары стихли. Участники церемонии один за другим замечали, что наступила тишина, и все постепенно остановились, растерянно озираясь. Бьярке поднял руку и обратился к присутствующим. Пия расслышала: он приказал всем отправляться домой и вернуться на следующий вечер, тогда будет полная луна и они завершат ритуал. Если все соберутся снова, их ждёт нечто необычное.
Кто-то попытался было задать вопрос, но Арон лишь поднял руку и слабо улыбнулся.
В ту же секунду, когда полицейские заметили отсутствие Эскиля Рондаля, он снова появился в комнате. Они наблюдали за тем, как он подошёл к брату, как Арон обратился к присутствующим и в какое замешательство все пришли оттого, что церемонию так неожиданно прервали. Участники по очереди покидали дом. Яркий лунный свет заставил полицейских спрятаться за углом дома, так что они не смогли толком разглядеть тех, кто выходил, и не расслышали их разговоров. Ни Кнутас, ни Карин не узнали никого из членов мистической секты, кроме Арона и Эскиля. У всех были разрисованы лица, и поэтому черт разобрать не удалось.
Беспокойство комиссара росло. Куда подевались Юхан и Пия? Кнутас опасался, что с ними что-нибудь стряслось. И где, чёрт побери, подкрепление?
Они решили остаться в укрытии, пока не уедут все гости. Как только последний автомобиль скрылся за поворотом, распахнулась входная дверь и оба брата вышли из дома. Быстрыми шагами они пересекли двор по направлению к погружённому в темноту сараю. Со спокойными и серьёзными лицами они вошли внутрь, плотно прикрыв за собой дверь. Зажёгся свет.
У Кнутаса побежали мурашки по телу. Он велел коллегам поторопиться, и все трое побежали к коровнику. Опасения комиссара подтвердились, когда он заглянул в окно. Братья склонились над чьим-то телом на полу. В руках у Арона был нож.
На полу лежал не кто иной, как Юхан. Полицейские ворвались внутрь с пистолетами в руках.
— Стоять! Полиция! — выкрикнул Кнутас. — Поднимите руки и бросьте оружие!
Арон и Эскиль, стоявшие спиной к двери, сначала просто замерли, согнувшись.
— Бросай нож! — снова приказал Кнутас.
Комиссар попытался разглядеть, дышит ли Юхан, но преступники заслоняли его. Братья медленно выпрямились и повернулись лицом к полицейским. Несмотря на то что Кнутас пару раз встречался с Ароном, сейчас он его почти не узнавал. Бьярке изменился, но комиссар не мог понять, в чём дело. Выражение лица было совершенно иным, будто маска спала, и теперь братья были поразительно похожи друг на друга.
Арон всё ещё держал в руках нож. Он смотрел на Кнутаса невидящим взглядом, словно находился где-то совсем далеко.
— Брось оружие! — в третий раз крикнул комиссар.
Он чувствовал, что чуть позади по обе стороны от него стоят Карин и Кильгорд. Их пистолеты были направлены на братьев.
Кнутас изо всех сил сдерживал себя, чтобы спокойно стоять на месте. Они теряли драгоценное время, пока жизнь, возможно, покидала Юхана, без движения лежавшего на полу. «Нужно вызвать „скорую", — подумал комиссар. — Что, если он умирает?»
Пальцы Арона медленно разжались, и нож с глухим стуком упал на пол. В то же мгновение полицейские бросились вперёд и схватили братьев.
Лицо Юхана побелело, глаза были закрыты. Рубашка пропиталась кровью, сочившейся из раны.
— Пульс есть, но слабенький, — констатировала Карин.
Распахнулась дверь, и на пороге показалась Пия с камерой в руках. Увидев Юхана, она вскрикнула и подбежала к нему.
— Он жив, — успокоила её Карин. — Но ему, кажется, порядком досталось.
Воскресенье, 8 августа
Стены были окрашены в спокойные цвета, все звуки приглушены. Она сидела с ребёнком на руках, покачиваясь на стуле. Этот день мог бы стать одним в ряду таких же: она кормила грудью Элин, которая жадно всасывала в себя жизненные соки, позволяя им струиться по крошечному тельцу. Эмма не могла плакать.
Она хотела бы, чтобы её волнение и отчаяние выразились в слезах, но ни капли не пролилось. Её тело словно застыло, окунувшись в вакуум ожидания. С того момента, как ей сообщили, что Юхан серьёзно ранен и находится между жизнью и смертью, в ней что-то замерло. Казалось, она покрылась льдом изнутри, и она не знала, сможет ли когда-нибудь снова оттаять.
Эмма посмотрела на дочь. В комнате ожидания царила тишина. Наверняка всё уже было в новостях. Местный репортёр Шведского телевидения тяжело ранен одним из задержанных преступников, и врачи больницы Висбю борются за его жизнь.
«Это наказание за то, что отказывалась принять любовь Юхана, — подумала Эмма. — За то, что не пускала в свою жизнь». И вот теперь она жалела, но не поздно ли? Врачи сказали, что из-за ножевых ранений в живот у него случилось внутреннее кровоизлияние. Они делали всё возможное.
Когда открылась дверь реанимационного отделения, Эмма так сильно вздрогнула, что Элин выпустила изо рта сосок.
В комнату ожидания вышел врач. Эмма узнала его: он был одним из тех, кто разговаривал с ней. Высокий, приятный, лет на десять старше её. От двери её отделяло довольно большое расстояние, так что она могла как следует рассмотреть его. Эмма поняла, что он идёт именно к ней. Небрежная походка, на ногах белые башмаки с немного отбитыми носками. Она обратила внимание на обручальное кольцо на пальце. Из нагрудного кармана торчала шариковая ручка. Неужели все врачи носят при себе ручку? Она ещё ни разу не видела врача без ручки. Он был загорелый, с белыми кругами вокруг глаз, как у всех, кто ходит в море на лодке.
Он приближался, глядя на неё. Вот уже совсем близко. Вот сейчас она сломается или нет? Эмме хватило храбрости посмотреть ему в глаза.
Элин спала, а за окном светило солнце, и было лето.
Врач выглядел спокойным, но по выражению его лица она не смогла ничего прочитать.
Она лишь почувствовала, как он взял её за руку.
Пятница, 13 августа
Кнутас не был суеверным, но не мог не обратить внимания на эту дату. Он с грустью отметил, что его отпуск начался в пятницу, тринадцатого. За окнами управления полиции лил дождь. Ему предстояло целых четыре недели отпуска. Нужно лишь разобрать бумаги на письменном столе и подвести последние итоги, прежде чем оставить за спиной потрясшее всех расследование.