Корвин с трудом привстал. Его обожженное тело уже превратилось в один сплошной сгусток боли, который он только усиливал лишними движениями. Одним ухом он слышал стон приближающегося врага и отчетливо видел пламя, жаждущее расправы. Он рванул, что есть силы, на себя тело пришельца. Они вместе провалились наружу. Поле выпустило последних выживших на свободу. Последнее, что увидел Корвин, был зараженный пришелец, врезающийся в барьер в том месте, где только что были они. Яркий флуоресцентный купол заполнился изнутри огненным смерчем. Его спина коснулась мягкой земли. Боль растекалась с новой силой, пока затылок что-то болезненно не кольнуло, и он потерял сознание.
113.
Грубое горячее покалывание сменилось прохладным ветерком. Кончики пальцев онемели от резкого перепада температур.
– Все закончилось. Ты жив. Можешь открывать глаза.
Корвин не узнал голос, но все же открыл глаза. Он находился внутри какой-то комнаты, больше похожей на выгребную яму. Обшарпанные стены из старого выцветшего кирпича и деревянного сруба возвышались над ним и уходили в косой потолок, который подпирали прогнивший сосновые балки. Он приподнялся на локтях. Его кроватью оказались сложенные в кучу тряпки и обрывки картонных коробок. Ноги и грудь были бережно укрыты потертым цветастым одеялом, разукрашенным жирными пятнами приличного и не очень приличного происхождения. Он точно не мог сказать, от кого больше воняло: от комнаты или от него.
Ему казалось, что он закрыл глаза всего на несколько секунд, но, судя по обстановке, его бессознательное состояние длилось намного дольше. Он дотронулся до затылка: голова оказалась перевязанной шелковой тряпкой. Откинув одеяло в сторону, он осмотрел руки и ноги: они также были замотаны кусками разносортного тряпья, выпачканные какой-то вязкой прозрачной дрянью, вроде вазелина. Почти наверняка, под ними были ожоги разной степени тяжести. Вот почему кожа то горела, то онемевала. Под повязками шла какая-то реакция вещества с его истерзанным телом.
Он оглянулся. Теперь он с точностью мог сказать, что находится в заброшенном, давно не видавшем посетителей, кроме как неприхотливых бездомных, бараке. Мебели практически не было, а та, что была, находилась в плачевном состоянии. Она практически сливалась с бурой стеной. Дощатый пол, усеянный широкими трещинами, прогнулся вниз от времени. Некоторые доски переломились и теперь держались на честном слове.
– Тебя не было шесть с половиной дней.
– Что?
Он снова огляделся по сторонам. Голос прозвучал совсем близко, будто собеседник нашептывал ему на ухо. Через мгновение, когда глаза более-менее перестали слезиться, он, наконец, увидел. В углу комнаты стоял тот самый пришелец, которого он утащил с собой за силовое поле. Его исхудавшее бледное тело потемнело и практически сливалось с выцветшей стеной. Он стоял, осунувшись и не двигаясь ни единой частью своего тела. Если бы не глаза горящие, как автомобильные фары, его можно было бы еще долго искать в пустой комнате.
– Шесть с половиной дней. Ты спал.
Он сделал шаг к Корвину. Тот инстинктивно дернулся в сторону и почувствовал адскую боль по всему телу. До этого он старался двигаться медленно, чтобы не повредить заживающие (или нет?) раны. Но резкий рывок пока составлял для его тела нечеловеческое усилие.
– Не бойся меня. Я не сделаю ничего плохого. А вот ты можешь, – он приподнял руку и растопырил веером длинные тонике пальцы, что, видимо, должно было призвать Корвина успокоиться и не делать лишних телодвижений. – У тебя ожоги. Огнестрельная рана. Сотрясение мозга. Ничего страшного. Ты скоро поправишься. Если не будешь глупить.
Корвин только сейчас заметил, что пришелец совершенно не открывает рта. Звук его голоса лился прямо у него в голове, будто пришелец был в сантиметре от его уха, а не в другом конце комнаты. Складывалось ощущение, что голос пришельца не преодолевал расстояние до Корвина, теряя по пути свою звуковую мощь, а оказывался сразу внутри него. Мягкий бесстрастный голос, который не мог принадлежать человеку. Он очень походил на голос АСУПИ, если вычленить из него электронную составляющую и четкую алгоритмизацию. Запрограммированный, но живой.
– Как ты… говоришь?
– Я посылаю сообщения тебе в мозг, а он сам находит максимально верный способ передачи информации. В твоем случае это звук. У некоторых видов это набор картинок, воспоминаний, пробегающих перед глазами, или череда символов и знаков.
– Ты телепат?