В Грузии доклад Хрущева был прочитан 6 марта 1956 года только для высших партийных и государственных руководителей, однако слухи о таком докладе широко распространились в республике, особенно среди молодежи, вызвав волнение, возбуждение и недовольство среди части грузинского общества. Еще 5 марта в центре Тбилиси и на набережной Куры у монумента Сталина начались манифестации в связи с третьей годовщиной смерти Сталина. 6 и 7 марта эти манифестации продолжались, общее напряжение нарастало, и число манифестантов достигало 70 тысяч человек. По городу распространялись самые нелепые слухи, многие предприятия и учреждения 8 марта не работали, а 9 марта город оказался во власти стихии, и лозунги в честь Ленина и Сталина соседствовали с националистическими призывами. В ночь на 10 марта при попытке захватить Дом связи раздались первые выстрелы. В центре города появились баррикады, столкновение с военными и милицией произошло у Дома правительства, на площади им. Ленина и в других местах города. 10 марта войска, милиция и органы КГБ установили полный контроль над городом, хотя кое-где еще были попытки провести манифестации. Даже по официальным данным МВД Грузии, в ночь на 10 марта в Тбилиси были убиты, главным образом у Дома связи и возле памятника Сталину, 15 человек, а ранены 54 человека[100]. По неофициальным данным, число убитых достигало 250–300 человек, число раненых было не менее тысячи. Несколько сот участников манифестаций и беспорядков были арестованы. Проверить эти данные невозможно, так как многих раненых, а возможно, и убитых, укрывали их родные, проводя лечение и похороны почти тайно.
О событиях в Грузии в советской печати не было никаких сообщений. Не поднималась нигде и тема Сталина. XX съезд КПСС не изменил внешние ритуалы, принятые в Советском государстве, в партии, во всех общественных организациях. Но это было только внешнее впечатление, ибо наше государство было построено в то время не столько на национальных или исторических традициях, сколько на идеологии, и поэтому прочность государства была очень тесно связана с прочностью ее догм. Одних только репрессивных методов было бы недостаточно. Но XX съезд КПСС нанес удар по догматической идеологии марксизма-ленинизма. Из ее фундамента выпали некоторые крупные блоки, он ослабел и стал крениться подобно Пизанской башне. XX съезд был похож на взрыв, но не атомной, а нейтронной бомбы. Он поражал людей, но не обстановку. Изменения в стране были большими, но они были в душах, в мыслях, в сознании людей. Одни радовались обретению правды, у них появлялась надежда на изменения к лучшему, на возвращение или хотя бы реабилитацию пострадавших и погибших друзей и родных. Другие были обеспокоены. Недавние узники радовались близкой свободе, но было много людей, которые негодовали и боялись.
Поэт Семен Липкин написал вскоре после съезда стихотворение «Вождь и племя», в котором были и такие строки:
До съезда
XX съезд стал сильным потрясением для делегатов, для всех членов КПСС, для всех граждан страны, которые в конце февраля или в марте 1956 года слушали этот доклад. Это было потрясением для иностранных наблюдателей, специалистов, политиков, которые также смогли познакомиться с текстом «секретного» доклада, который довольно скоро попал на Запад по разным каналам. В некоторых публикациях этот доклад связывали только с именем и инициативой Никиты Хрущева и с борьбой разных групп в Президиуме ЦК КПСС за власть. Несомненно, что XX съезд КПСС прочно связан в сознании советских людей с именем Хрущева, но этот доклад не являлся его неожиданной и личной инициативой и импровизацией. XX съезду и докладу Хрущева с критикой Сталина предшествовало много различных событий и обсуждений, споров и политической борьбы, а также весьма острых эпизодов борьбы за кулисами. Лишь о немногих подобного рода событиях я могу рассказать в рамках этой главы.
Смерть Сталина 5 марта 1953 года не была неожиданной с медицинской точки зрения; опасные симптомы нездоровья накапливались в организме Сталина еще с конца 1940-х годов, хотя он почти никогда не обращался за серьезной помощью к врачам и не проходил необходимого обследования. Но с политической и со всех иных точек зрения никто не готовился к смерти Сталина и не обсуждал тех ситуаций, которые могли бы произойти в этом случае, на этот счет не существовало никаких механизмов, не было и официальных преемников. Сталин менял своих фаворитов, и только по косвенным признакам можно было предположить, что с поздней осени 1952 года он начал думать о Михаиле Суслове как о своем возможном преемнике. «Старых» членов Политбюро это не устраивало. При жизни Сталина каких-либо консультаций на этот счет не проводилось, члены Президиума ЦК почти не общались друг с другом, они встречались только за обедами и ужинами у самого Сталина и затем разъезжались по домам и по своим ведомствам. Только после смерти Сталина им удалось сговориться друг с другом и образовать первый триумвират в составе Маленкова, Берии и Хрущева, — мы уже писали об этом выше.