Кэрнкросс, Фукс и Понтекорво были коммунистами по политическим убеждениям, и передача в СССР сведений по атомной бомбе осуществлялась ими не только добровольно, но и по их собственной инициативе. Агентурная связь обеспечивала лишь отправку материалов, а не их генерацию. Но эта информация приходила в форме обстоятельных научных отчетов, сложных математических расчетов и копий исследований, которые распространялись как своеобразные «закрытые публикации» среди активных участников уранового проекта в США и Англии. Каждый новый технологический процесс или техническое решение обеспечивались патентами, и копии связанной с этим документации также поступали в СССР. Понимать все эти материалы могли лишь ученые, знающие высшую математику и теоретическую физику. Некоторые отчеты могли быть понятны лишь химикам или физикохимикам. Тем не менее они лежали непрочитанными в сейфах НКВД больше года.
Из Германии в СССР по проблемам атомной энергии почти не поступало никакой информации. Во многих работах по истории атомных исследований в СССР сообщается о записной книжке майора немецких инженерных войск, убитого недалеко от Таганрога в феврале 1942 года, в которой содержались расчеты и формулы, указывавшие на интерес к урановой бомбе. Эта записная книжка, которую с фронта привезли Сергею Кафтанову, председателю Комитета по делам высшей школы и научному консультанту Государственного Комитета Обороны (ГКО), никогда не подвергалась экспертному анализу.
В мае — июне 1942 года, судя по существующим документам и воспоминаниям, Сталин получил краткие доклады по атомной бомбе, представленные независимо друг от друга Берией и Кафтановым. Оба доклада были представлены устно. Официальный письменный доклад Сталину от НКВД, датированный мартом 1942 года, приводимый во многих публикациях недавнего времени, не был подписан Берией, так как он имел слишком сложный технический характер. Берия сообщил Сталину о выводах разведки. Кафтанов доложил о письме на имя Сталина от физика Флерова, объяснившего намного более популярно, чем НКВД, что из себя представляет атомная бомба и почему Германия или США могут овладеть этой бомбой в не столь отдаленном будущем. Судя по воспоминаниям Кафтанова, Сталин, походив немного по своему кабинету, подумал и сказал: «Нужно делать»[107].
Выдвижение Курчатова
Назначения на важные государственные или партийные посты всегда были монополией Сталина. Оформление их как решений Политбюро, ГКО или Президиума Верховного Совета СССР было лишь формальностью. Программа по атомной бомбе также требовала лидера. Сталин понимал, что это должен быть авторитетный к крупный ученый. До начала войны Сталин один раз встречался с академиками Владимиром Вернадским и Абрамом Иоффе. Заочно, по переписке, он знал академиков Николая Семенова и Петра Капицу. Именно поэтому, очевидно, родилась легенда о том, что в октябре 1942 года Сталин вызывал к себе на дачу в Кунцево этих четырех академиков для консультации по проблеме атомной бомбы. В действительности такой встречи не было.
Консультации о возможном лидере проводились и в аппарате Кафтанова, и у Берии. Позиция НКВД в этом выборе была важна прежде всего потому, что выбранному лидеру нужно было знакомиться в разведуправлении НКВД с большим количеством документов, многие из которых даже в НКВД никто не мог прочитать. Они состояли из формул, схем, расчетов и объяснений на английском языке. К этому времени в НКВД накопилось уже около двух тысяч страниц сугубо научных материалов. Любой физик, которому доверили бы руководство проблемой, первые месяцы должен был бы работать в НКВД, а не в лаборатории. Ему прежде всего предстояло давать так называемую «ориентировку» агентуре, то есть составлять списки конкретных вопросов для «источников» в США и Англии. Только поступление из СССР специфических вопросов, привязанных к уже полученным документам, могло показать Фуксу, Понтекорво и другим ученым, согласившимся помогать СССР, что с их ранее отправленными материалами работают действительно специалисты.
В Москву для консультаций осенью 1942 года вызывались несколько физиков. Им предлагали составлять записки о том, какие конкретные работы необходимы для возобновления исследований по атомному ядру и применению атомной энергии в военных целях. Проводилась, естественно, и проверка надежности физиков, тем более что почти никто из них не был членом ВКП(б). Среди академиков наиболее подходящими по авторитету были Абрам Иоффе, Виталий Хлопин и Петр Капица, которые как директора институтов уже возглавляли коллективы ученых. Однако академики не были большими энтузиастами бомбы и мало подходили для тесной кооперации с НКВД. Из числа более молодых физиков-атомщиков в Москву осенью вызывались Георгий Николаевич Флеров, Игорь Васильевич Курчатов, Исаак Константинович Кикоин, Абрам Исаакович Алиханов и Юлий Борисович Харитон.
107