И помните, что в далекой Италии живет старуха, которая думает о Вас и уважает Вас. <...> Ваша Татьяна Варшер.
Интересен с точки зрения характеристики личности Татьяны Варшер как «ученой женщины» рассказ известного американского ученого-археолога Вильгемины Яшемски185, которая в 1955 г., приехала с мужем-фотографом Стенли Яшемски в Италию, чтобы собрать материал для книги об античных садах. Одну главу в ней она планировала посвятить садам Помпеи. Когда же она впервые встретилась с Татьяной Варшер и рассказала ей о своих планах, то добавила, что, возможно, увы, все сады Помпеи уже описаны в литературе. Варшер посмотрела ей прямо в глаза и сказала: «Дорогая моя девочка, поверьте, Ваша первая книга будет полностью посвящена только садам Помпеи!». Яшемски пишет, что Татьяна Варшер дала ей свои ключи ко всем домам Помпеи, поэтому Вильгемина и Стенли могли заходить в любые места, которые их интересовали, открывать ворота любого дома. «О, это было просто чудо!». По ходу работы, изучая дом за домом, сад за садом, Яшемски стала понимать, насколько права была Варшер, когда говорила ей об объеме будущей книги. Из планировавшейся когда-то одной главы выросли три больших тома о садах Помпеи, создавшие Яшемски имя в научном мире.
Последнее письмо Т. Варшер к И. Троцкому из его YIVO-архива датировано 14 августа 1958 г. (Т.С. Варшер скончалась полтора года спустя). По своей тональности оно тоже вполне интимное, что свидетельствует о восстановлении прежних дружеских отношений. Письмо начинается с итоговой самооценки научной деятельности Татьяны Сергеевны — однозначно высокой! Затем следуют дежурные сетования на безденежье и бытовые трудности, соболезнующие утешения по поводу кончины жены И.М. Троцкого Анны Родионовны и в конце — очередные славословия «юбилейной статье» Ильи Марковича.
Дорогой Илья Маркович, вчера у меня был Ионотан Савиля186 — и произвел самое чарующее впечатление: скромный, сдержанный, вдумчивый и, несомненно, талантливый молодой человек, К сожалению, кроме самого простого гостеприимства, я ничего не могла для него сделать. У меня почти нет знакомых среди итальянских писателей. Есть — только те, которые пишут по археологии.
В Берлине я ведь тоже просиживала с утра до вечера в Археологическом семинаре при Берлинском Университете! А теперь в Италии! 63 толщенных тома — правда, не напечатанных, а только на машинке! 6.000 фотографий! Mingazzini — один из первых археологов Италии — сказал раз: «Не могу себе представить, что это работа двух рук! Мне всегда думается, что это труд целой Комиссии!» И моя журналистика — только «между прочим». А когда Вейнбаум перестал печатать мои статьи, у меня вообще пропала охота писать в газеты. Так — иногда, для Русской мысли, кот<орая> не может платить корреспондентам. А денег мне никогда не хватает, — хотя на квартиру мне дают деньги, но только на квартиру, — а здесь: газ, свет, отопление налоги, телефон... Без телефона ни я, ни моя подруга, кот<орая> заменяет мне дочь, обойтись не можем. Ей по службе, а мне — из-за фотографий и библиотек, а главное — переговоры с учениками. Мои ученики по археологии и есть моя слава! <...>
У меня по утрам странные боли в груди — думаю это предвестники скорой смерти. Я с удовлетворением прочла о вашем докладе, значит Вы, пережив самое страшное (увы, неизбежное) горе — остались самим собой! Как я помню, — нет, не помню, а вижу и слышу, — Григория Адольфовича Ландау187, — а этому будет 35 лет! Когда пришло известие о расстреле моего мужа, он сказал: «только продолжайте Вашу работу, готовьтесь к Помпеям и больше пишите в нашем «Руле», с работой все переносится легче!»
Бедный Григорий Адольфович — ведь мы не знаем, как он окончил свои дни!188
Ваша статья обо мне не есть только статья. Это мое утешение! Если бы Вы знали, какую радость Вы доставили моим друзьям — особенно Ольге Александровне Шор, подруге Вячеслава Иванова!
«Бедный Григорий Адольфович» Ландау сказал когда-то: «Близкими можно считать людей с той минуты, когда они теряют способность всматриваться друг в друга»189.
Илья Троцкий и Татьяна Бартер более 3о лет общались друг с другом лишь по переписке, да и то не очень оживленной; «ученая женщина» все же не являлась для Троцкого столь близким человеком, как для А. Жерби, который в своем некрологе покойной190 говорит о ней именно