Русская речь висит в воздухе. Громкий говор и преувеличенная жестикуляция — сразу выдают россиян.
На каждом шагу вы встречаете типичного москвича, разочарованного петербуржца, нервного одессита или стремительного ростовца. Студенческие тужурки, гимназические фуражки и обтянутые рейтузы уже больше не удивляют берлинцев. К ним присмотрелись, привыкли. Вся эта говорливая, шумная и суетливая публика вечно куда-то спешит, торопится, ест и пьет наскоро, сорит деньгами, развращает ресторанную прислугу, осаждает магазины и меньше всего, конечно, знакомится с достопримечательностями Берлина. На нас, постоянных абориге
нах, особенно отражается летний налет соотечественников. Не говоря уже о том, что у каждого имеются родственники и знакомые, считающие своим долгом по приезде за границу оторвать вас от работы и безбожно измотать всякого рода просьбами и поручениями, они еще делают вас свидетелями своих недовольств и нареканий на «проклятые» немецкие порядки.
Правда, культурные берлинцы уж больно бесцеремонно обращаются с россиянами.
Кто в этом виноват, — разбирать не приходится. Но факт тот, что к русским относятся далеко не так, как, например, к французам, англичанам или американцам. Объясняется это, отчасти, тем, что во всяком русском массовый немец видит эмансипированного азиата, представителя чуть ли не низшей расы. Отсюда и соответствующее отношение. Впрочем, немало виноваты в подобной репутации и сами русские, забывающие, что в чужой монастырь со своими правилами не лезут, и что российское разгильдяйство не всем по духу.
Если кто довольны нашими соотечественниками, так это всякого рода «гешефтмахеры». Спекулируя на погоне русскими, и в особенности, прекрасной их половиной, за дешевкой, они спускают им всякую заваль и дрянь.
Все, что за зиму скопляется в магазинах и складах, в сезон легко продается. Для уловления русского покупателя существует прекрасно организованная сеть всевозможных посреднических бюро и контор, стоящих в тесной связи с низшим персоналом отелей и гостиниц. <...>
Говоря о русских гостях в Берлине, нельзя обойти молчанием такого важного в культурном отношении факта, как экскурсия учителей и студентов-техников.
Вот они-то, действительно, многое здесь почерпнули и увидели то, что им принесет пользу и у себя на родине. К сожалению, такого рода экскурсии у нас редки. Положительная же их сторона и без комментариев ясна.
Примечательно, что тема «русский турист — объект жульнического надувательства в Германии» с рефреном:
Мне уже в свое время пришлось познакомить читателей «Русского Слова» с организаторами берлинских обиралок и их методами уловления клиентов. Однако, все разоблачения печати ни к чему не ведут».
Это постоянный лейтмотив довоенных корреспонденций И.М. Троцкого. Ср. с выдержкой из следующей статьи:
У Георга Брандеса. — 17(30) июля (№ 163). С. 2.
Об этом своем посещении знаменитого датского критика И.М. Троцкий вспоминал всю свою жизнь (см. раздел «Скандинавская нота» в публицистике Ильи Троцкого), поскольку именно Г. Брандес рекомендовал его скандинавской литературной элите.
Дания и Германия. — 20 июля (2 августа) (№ 165). С. 2.
Накануне конгресса мира. — 22 июля (4 августа) (№ 167). С. 2.
Конгресс мира в Стокгольме3. — 25 июля (7 августа) (№170). С. 2.
Каторга. — 27 июля (9 августа) (№ 171). С. 2.
Итоги конгресса мира. — 1(14) августа (№ 176). С. 3.
Конференция по вопросам о Шпицбергене 6(19) августа. —
(№ 180). С. 2.
«В когтях жизни» К. Гамсуна. — 8(21) августа (№ 181). С. 2.
Премия мира и Л.Н. Толстой. — 13(26) августа (№ 185). С. 3.
В 1909 г. Толстой получил приглашение принять участие в XVIII Международном конгрессе мира в Стокгольме. Решив принять приглашение, он начал работу над своим докладом на конгрессе, который закончил в этом же году, написав затем к нему небольшое дополнение4. Поездка в Стокгольм не состоялась. Нобелевская премия мира 1910 г. была вручена не Толстому, а Международному бюро мира. В связи со слухами о намерении Толстого приехать в Берлин, чтобы прочесть свой доклад, приготовленный для Стокгольмского конгресса мира, реакционные немецкие газеты поместили ряд статей с целью дискредитации Толстого.
Они использовали опубликованные в «Русском слове» (15 июля 1909 г.) письма С.А. Толстой, не разрешившей бесплатный выпуск сборника избранных сочинений Толстого. В России текст доклада был запрещен цензурой.