Однако Шварц, должно быть, что-то заметил. После урока он поманил его в коридор и встал с ним у окна, так что другие не могли слышать, о чем они говорят.
– Отчего вы от меня скрываетесь? Вы не виноваты передо мной? Немножко?
– Мо… может быть.
– Может быть, я виноват перед вами?
– О нет, нет.
– Но ведь вы имеете мне что-то сказать?
Федя видит элегантный костюм Шварца, и ему хочется его ненавидеть за безукоризненный галстук. Он, Федя, никогда не опустится до того, чтобы носить такие галстуки.
– Знаете что? Приходите ко мне… (Шварц вынимает записную книжку и начинает перелистывать)… приходите ко мне 26-го в шесть часов вечера. Вы свободны?
– По вечерам я всегда свободен.
– Вот и прекрасно. Приходите. Я буду вас ждать.
Он подает ему руку, очень крепко жмет ее и уходит в учительскую.
Федю обступают.
– Ну что, что он тебе сказал?
– Ничего не сказал.
В классе было три партии. Одни ненавидели и презирали Шварца.
– Актер! Ничего не поймешь, что он говорит. Мужик несчастный! Фразы какие-то.
Другие были к нему, как и всему на свете, совершенно равнодушны. С опухшими, сонными лицами они сидели на своих партах, и из всех слов Шварца они улавливали только то, что «надо выучить».
Третьи – их было всего человек шесть – относились к нему так же, как Федя.
Наконец наступило и 26-е. Федя нарочно оделся похуже: он надел ботинки с заплатками, старый, засаленный пиджак и потертый галстук. Поглядел в зеркало: хорошо. Но когда он позвонил перед низенькой дверью с медной дощечкой, он почувствовал в животе какой-то холод.
Никогда в жизни он ни к кому не «ходил». Он бывал только в «гостях» и заранее знал, что будет много людей и что его не заметят. А сегодня – совсем другое. Сегодня он будет один на один со страшно умным человеком, он должен остерегаться каждого своего слова. Молчать уже нельзя.
Старая служанка провела его в столовую и постучала в какую-то дверь. Оттуда раздалось сонное бормотанье. Федя услышал немножко раздраженное «кто?» и какой-то шорох.
Дверь растворилась, и сквозь щель просунулась взъерошенная голова Шварца: он был без пиджака. Вот тебе раз! Так его здесь ожидают! Даже забыли, что ему назначено сегодня в шесть часов, а сейчас уже десять минут седьмого. Федя чувствует горькую обиду, и ему хочется уйти.
Увидев Федю, Шварц, не улыбнувшись и не сказав ни одного слова, снова исчезает за дверью. Потом он слышит «просите», и служанка открывает дверь.
Маленькая, низенькая комната в одно окно. У окна – небольшой стол. Перед столом грузное кресло, обитое во что-то серое. Шварц стоит у стола и подводит зажженную спичку к папироске. Лицо его сморщилось, как будто он <взял в рот> что-то горькое или выпил уксусу.
Федя бегло, испуганно окинул <взглядом> комнату. Две стены почти до потолка были уставлены книжными полками. Тисненые корешки ровными рядами как бы стояли на страже человеческой мысли. В углу на цоколе стоял бюст античной богини Афродиты. Бюст был завернут в светлоголубой прозрачный чехол и из полумрака сверкал своей белизной. Тысячи раз он видел бюсты и ничего не думал при этом. Но этот, покрытый голубизной легкого чехла, обнажал себя и становился живым.
Шварц между тем протянул Феде свою костлявую руку и грузно рухнулся в кресло. Он с шумом затягивал и выпускал дым своей папироски, и вдруг отбросил ее в пепельницу. Только теперь он улыбнулся.
– Простите, я, кажется, не очень любезен. Но я, знаете ли, спал.
– Вы забыли?
– О, вы, кажется, обиделись? Ну, извините меня.
Шварц протянул ему руку.
– Зачем? Знаете, я недавно читал письма Гельдерлина[79]. Там есть тоже несколько писем Шиллера к нему. Одно начинается словами: «Я никоим образом не забыл о Вас, милый друг!» Я чуть не заплакал, когда прочитал это, потому что Шиллер совсем забыл о нем, а он только им и жил, он молился на Шиллера. А ведь был великий поэт, он, по-моему, гораздо выше Шиллера, а потом он сошел с ума, потому что был очень одинок.
На лице Шварца выразилось самое крайнее удивление, даже изумление.
– Ого! Значит, вы не на шутку обиделись! Но, однако, вы много читаете? Неужели вам интересно читать письма Гельдерлина? Кто их еще читает в наше время?
– Я больше всего люблю читать письма, дневники, вообще про людей, которые жили в действительности.
– Ну, а про Стефенсона[80] вы стали бы читать?
– Нет, пожалуй, не стал бы.
– А! Значит, бывают люди каких-то двух разрядов.
– Да, да, это я чувствую. И одних гораздо меньше.
80
Стефенсон (Стивенсон) Джордж (1781–1848) – английский конструктор и изобретатель, положивший начало развитию парового железнодорожного транспорта.