Целую. Юлиан Семенов.
* * *14 апреля 1965 года
В санаторий к Е. С. Семеновой
Здравствуй, моя золотая!
Получил твое грустное письмо: сижу пишу тебе весточку, рано утром, сейчас 6, все спят, оттого — каракулями, а не на машинке.
Лапа, я тебе отослал три письма: одно «до востреб.», а два — в санаторий, так что не брани меня за молчание.
Катя, мне позволили уехать в Чехословакию! Это здорово, хотя ехать мне и не хочется. Но поелику мы будем нищие в течение года, я смогу оттуда привезти то, на что здесь не будет денег — люстры, обои, тяпы — тебе. Понимаешь? Вот. Но, думаю, я уже обо всем этом тебе расскажу по телефону, до того, как ты получишь это письмишко.
Сейчас еду в Москву, а после в Пахру, оформлять покупку дачи. Эту неделю очень волновался, засыпал в 9, просыпался в 5, смотрел рассвет и ломал пальцы. Не хандри там, маленький дурачок, веди себя хорошо и, если можешь, приезжай не 27-го, а 25-го, оттого что у меня путевка с 26-го, но я полечу 28-го или 29-го — хочу с тобой понежиться дня три-четыре.
Ну, золотко, я пошел варить себе кашу. Багаля снова в тоске, вздыхает так, что дрожат потолки, обижается на Дашку, как на Броню, и вообще без домработницы нам, боюсь, не обойтись, Каток. С Ниной Васильевной и вообще со всеми чужими она любезничает, а на меня смотрит оскорбленным волком и все время спорит. Ты мне хнычешь, и я тебе в отместку. Дуня у нас — ангел и умница, таких детей больше нет. Целую, родная.
* * *17 апреля 1965 года
Е. С. Семеновой
Родная Тегулепочка!
Жду звонка к тебе (дождался на слове «тебе» — это знамение). Все рассказал по телефону, малыш. Так что добавить нечего. То, что мы покупаем, — это сказка, которая вдохновит меня на работу, тебя — тоже и еще кое на что — безразлично мужского ли, женского ли пола.
Будем жить в райском, волшебном доме. Будем вкалывать от пуза. Тогда через год сможем шиковать, как хотим — без долгов, с прекрасным особняком. Тогда начнем заниматься его обстановкой и вылизыванием, деланием третьей комнаты наверху (хотя, может быть, это получится у нас этим летом — так мне кажется). С помощью Николая Николаевича мы, я думаю, сможем ее сделать очень красиво и хитро. Причем отопление туда подведено, надо только поставить радиатор.
Ты засядешь у меня за Максима Геттуева — обязательно, Тегонька. Если Нинон, мамина напарница в литературе, то ты тогда просто Вольтер, а если не будешь делать — расценю, как капитулянство и деградацию.
Верчусь я сейчас подобно пропеллеру. Как задница на сковородке. Кое-какие результаты есть. Сейчас у меня направление главного удара — пьеса для Голуба[46]. Это — касса, это язык и разложение буржуев, что зритель смотрит с яростной умильностью.
После этого, запершись ото всех — на два месяца непрестанной работы над «Резидентом». По-хемингуэевски я буду писать постранично, но не по три, а по пять. Тогда за июнь — июль я сделаю почти все, август — доведу концы романа, полсентября вылизываю и отдаю в Москву — на предмет открытия года.
Маленькая, я несусь к Григорьевым на свадьбу, потому — прости меня за краткость. Да, кстати, я послал в Киев, на студию Довженко сценарий «Петровки». Черт его знает, возьмет да и клюнет. Тогда мы вообще короли. Что касаемо возможных трудностей финансовых, то они будут в общем-то весьма невелики, на жизнь будем тратить 200–250, без шика и приемов, естественно. Будем с тобой кирять чекушку напополам после работы и слушать соловьев, которые поют в лесу, куда выходят наши окна.
Если же я буду морально суетиться из-за долга, хотя Серж дал мне на год с рассрочкой, — всегда можно забашлять машину, т. к. тут круглый год заказы из «Елисеева» и неподалеку магазин, а автобус в полутора километрах в конце концов, и Боровик под боком. Я молодец, что купил авто — вложил сбережения, это у меня надежный резерв, поэтому я сейчас на резерве крадусь по-кирсановски.
Целую тебя, родная моя, поздравляю с нашим десятилетием, которое было изумительным, волевым и прекрасным, несмотря на всяческие явления шелухаобразного характера. Главное, основное у нас было прекрасным и становится — для меня во всяком случае все более и более прекрасным с каждым днем.