Вот туда они и направились.
Правда, Нэя ждал неожиданный сюрприз.
Изабелла двигалась так обворожительно и так возбуждающе, что у любого мужчины должны были потечь слюнки, а где-то ниже пояса заклокотать море энергии!
И Нэй был не исключением.
Но это было еще половиной дела!
Изабелла принялась на ходу раздеваться! Причем делала она это не менее изящно, чем шла, и так искусно, что даже на мгновение не останавливалась.
Это была явно игра, вот только было непонятно, в ней побеждать обязательно? А если проиграешь, что тогда? И хватит ли его денег, чтобы отыграть поражение?
Ну, видимо, лучше тогда не проигрывать.
Нэя спасли инстинкты. Сам удивился, когда рука сама дернулась к пуговицам рубашки. А разгрузка уже падала на пол. Но было как-то непривычно раздеваться на ходу. На помощь пришли воспоминания о тренировках Учителя, который говорил, иногда смеясь, что нужно уметь даже вовремя выпрыгнуть из штанов, чтобы добиться успеха! Неужели он играл в эту игру?
Но теперь его уроки пошли на пользу.
Вот Нэй и выпрыгнул.
И увидел финал этой игры.
Уже полностью обнаженная, Изабелла подошла к двери, толкнула створки и так ловко повернулась, при этом руками остановив их в определенном положении, что Нэй понял, что игра эта была не раз и не два. И дверь явно закрывалась перед носом проигравшего! А были ли победители?
Но повернувшаяся Изабелла так и замерла, а из ее уст вырвалось:
– О-о-о! – восхищение.
А Нэй, так же полностью обнаженный, приблизился. Не останавливаясь, толкнул створки двери на полное раскрытие и, сделав шаг к застывшей Изабелле, подхватил ее на руки:
– А-а-ах! – только и вырвалось у нее.
И их уста соединились в страстном поцелуе.
– Господин мой, – только и прошептала она, когда поцелуй на секунду прервался, чтобы начаться вновь через эту секунду.
Створки закрылись.
Победитель получает все?
19. Союз Трех
Прошлое как оно есть…
Стеклянная галерея медленно наполнялась теплом. В августе (иль) уже чувствовалась осень, скоро переходная натира начнется, но солнце все еще светило весело и тепло, отчего помещение было ярким и располагало к хорошему настроению.
Таких стеклянных галерей в Аркете было всего три. Стекло хоть и стало почти общедоступным, но на такое щедрое оформление, когда стены и часть потолка, а это всегда четвертые этажи, денег хватало не у многих. И, честно говоря, это считалось несколько безумным и походило на транжирство. Но при этом такие помещения очень полюбились деловой публике Аркета, которая частенько собиралась здесь для переговоров или приятных вечеринок.
Галерея Бронса была самой большой, самой популярной и дорогой для аренды, но в то же время ценилась за уединение и стопроцентную сохранность приватности общения. Здесь можно было говорить обо всем, и это всегда оставалось тайной. Бронс дорожил своей репутацией, и ему за это доверяли и щедро платили.
Сегодня солнце было особенно теплым, что приятно грело кости.
Альфон Руфоло улыбнулся; настроение было отличным, а старый организм приятно отдыхал в ярких теплых лучах. Вот только дремать ему было не дано. Бессонница была его неприятным сопутствующим старости элементом, от которой порой болела голова, но он уже свыкся с этим, хотя мечта отоспаться преследовала его неотступно.
А вот Пако Руфоло, его внук и наследник, сидел в кресле рядом и не просто дремал, а спал, даже чуть похрапывая. Это хорошо. Это правильно. Хороший сон – основа хорошего настроения и железной хватки. Впрочем, Пако имел удивительную особенность повторить все, что ему скажут во время сна. На совещаниях все теперь вели себя очень тихо, когда Пако засыпал, потому что, просыпаясь, он помнил все, и это уже некоторым приказчикам стоило работы и даже жизни.
Они пока были в галерее одни за огромным длинным столом. Как знал Альфон Руфоло, должны были прийти еще и Дюки.
Прийти, потому что сюда пришел Альфон Руфоло. Человек, который их пригласил на разговор к Бронсу, сначала обратился и заинтересовал Альфона, а если куда-то приходит для переговоров дядюшка Руфоло, то и Дюки вряд ли откажутся.
А вот Торксов не будет. Потому что…
Зазвенел колокольчик, и из соседнего помещения выскочил мальчишка лет пятнадцати в дорогой ливрее, но не Бронса, и подскочил к двери. Распахнул ее, впуская в галерею Дюков. Всех пятерых.