И вышел из тела.
– Раз, раз, раз. Проверка связи. Хьюстон, как меня слышно?
– Астра, Астра, слышно прекрасно, – это отзыв Сэма.
Да, Сэм слышал, но не видел Нэя. Слышал всегда и везде, и Нэй надеялся, что эта астральная связь между ними, от расстояния не зависела. Не было еще возможности проверить. И отвечал орч, всегда мысленно, и не выходя в Астрал. Эх, Нэю бы так…
Как оказалось, Сэм был сыном шамана, что давало возможность предположить, что у него тоже немаленькая кровь. Что Сэм и подтвердил, сказав, что может заходить в Мир Рошанский.
Тут речь зашла о крови, и Нэй поведал, даже дал почитать письмо Учителя и сказал, что отказался от усыновления. А орч в ответ заявил, что Нэй очень правильно сделал, так как кровь усыновления очень капризна, а если считать, что взлет идет с самого низа, почти что на вершину (без живого ритуала), тут даже сложно предположить, чем это могло бы обернуться. Даже бумажное усыновление могло поднять Нэя очень высоко, но как было сказано – кровь капризна и в следующий раз, ну, например, для проверки, если должность какая выпадет Нэю, кровь могла откат сыграть. Сошо бы не вернулся, но позора бы не обобрался. Единственный возможный вариант принять усыновление – это уже быть где-то поблизости от крови усыновителя, то есть уже говорить на равных, тогда капризов было бы меньше или бы вообще не было. Ну и если бы, да, усыновление произошло по всем правилам ритуала усыновления, еще до Арки Благородства, тогда эта кровь почти сразу стала бы родной, и Нэй даже бы и не узнал о сошо. Вот только жизнь его тогда была бы уже совершенно другой, и вряд ли они бы встретились с орчем.
М-да. Не просто умный, а кладезь информации, и всегда так вовремя и к месту ее высказывающий. Не орч, а мудрец самый настоящий.
– А что ты собрался делать? – Сэм и понятия не имел, что собирался сделать Нэй.
– Нужно кое-куда сходить и, если возможно, кое с кем встретиться. Честно говоря, так и не понял, это мысль моя или позвал кто.
Нэй вздохнул, вспоминая, как там по головам ходить или в головах. Ведь давал слово никогда без разрешения на то самого человека в голову не забираться.
Но, как говорится: никогда не говори никогда.
Поэтому и сейчас решил нарушить правило. Но решил действовать не силой, а более мягко.
Превратился в точку и нырнул в голову Ойры.
На самом деле, в астрале мы все в свете нашего и только нашего воображения. Если мы говорим с человеком, то это не значит, что перед нами на самом деле человек. Это мы его представляем человеком. Поэтому, представив собеседника, например, говорящим комодом, мы никак не изменяем ситуацию, потому что для говорящего с нами это не имеет никакого значения, так как мы совершенно не знаем, как уже он представляет нас и кто он есть на самом деле.
Поэтому все поля, луга, моря и горы, города и карты, и еще многое чего, что мы можем представить для себя привычным и знакомым – это только наше и только наше воображение. Конечно, реальный мир, который мы видим, именно такой, какой он есть для всех в астрале, поэтому, как уже было сказано раньше, расстояния в астрале тоже существуют, хотя и кажутся меньшими из-за возможностей передвижения тени.
Но вот мозг, голова, внутренний мир любого человека – это мир уже носителя сознания, и тут воображение того, кто пытается оказаться или войти в контакт, лишь дополняет этот мир.
Например, кокон Ката Тука был создан самим Катом Туком, неосознанно для защиты, и его пришлось преодолевать с большим сопротивлением не без помощи воображения, ну там, стенки из зефира и их можно съесть, а последняя пленка была как в яйце и очень сложно проходилась, пришлось силу применить.
А вот внутренний мир Учителя представлял собой огромный город, где вместо домов стояли огромные учетные шкафы с десятками ящиков (где он видел такие шкафы, Нэй вспомнить не мог, но точно знал, что это учетные шкафы). Но самое интересное, что в центре этого города стоял Стокгольмский собор с огромной башней-шпилем, где, собственно, и обитал Учитель. Он, кстати, очень удивился, когда Нэй ему рассказал о такой упорядоченности его сознания, заверив ученика, что в его голове царит полный бардак. Но вот собор, называемый, как сказал Учитель, дай бог памяти – Церковь Риддархольмена, существует на самом деле в его далеком и почти родном Стокгольме, ну и, видимо, память о ней в его голове осталась. Но нет в его голове порядка! Нет!
Нэй пытался представить беспорядок в голове Учителя, но, кроме десятка выброшенных ящиков, больше с бардаком ничего не ассоциировалось. Видимо, такую упорядоченность Учитель и называл бардаком.