Уильям Гибсон
НЕЙРОМАНТ
Посвящается: Деб, которая сделала это возможным. С любовью.
Часть первая
Чиба Сити блюз
1
Небо над портом было цвета экрана телевизора, принимающего мертвый канал.
— Не то чтобы я подсел на это, — услышал чей-то голос Кейс, проталкиваясь сквозь толпу у дверей «Чата». — Просто у моего организма, типа, развилась острая наркотическая недостаточность.
Голос Муравейника и шутка Муравейника. "Чатсубо"[1] был баром профессиональных эмигрантов; вы могли бы пить там недели напролет, не услышав и двух слов на японском.
Барменом был Ратц. Его ручной протез монотонно подергивался, пока он наполнял поднос бокалов бочковым «Кирином». Он заметил Кейса и осклабился, его зубы — мешанина стали восточноевропейской работы и коричневого кариеса. Кейс нашел себе место за стойкой, между сомнительным загаром одной из шлюшек Лонни Зоуна и новенькой морской формой высокого африканца, чьи скулы были изборождены ровными рядами ритуальных шрамов.
— Уэйдж недавно заявлялся, с двумя бойцами, — обронил Ратц, здоровой рукой отправляя по стойке бокал бочкового. — Не по твою ли душу, Кейс?
Кейс пожал плечами. Девушка справа хихикнула и подтолкнула его локтем.
Лыба Ратца стала шире. О его уродливости ходили легенды. Жить во времена широкодоступной красоты и не иметь ее — было в этом нечто благородное. Древняя рука повизгивала, протягиваясь к очередной кружке. Это был русский военный протез, семифункциональный манипулятор с обратной связью, одетый в неряшливый розовый пластик.
— Вы слишком большой артист, герр Кейс, — хрюкнул Ратц, что обозначало смех. Он поскреб свисающее из-под белой футболки пузо розовой клешней. — Артист, знаете ли, комического жанра.
— Конечно, — ответил Кейс, и отхлебнул пива. — Кто-то ведь должен здесь зажигать. Ясен хуй, что не ты.
Хихиканье шлюхи поднялось на октаву.
— И не ты тоже, сеструха. Так что исчезни, ладно? Зоун — мой близкий друг.
Она посмотрела Кейсу в глаза и издала почти неслышный звук плевка, едва шевельнув губами. Но она ушла.
— Господи, — сказал Кейс, — что за бордель ты тут развел? Человеку не дадут спокойно выпить.
— Ха, — ответил Ратц, вытирая тряпкой исцарапанное дерево, — Зоун мне отстегивает проценты. А тебе я разрешаю работать здесь ради развлечения.
Кейс поднял бокал, и вдруг наступило одно из тех странных мгновений тишины, как будто одновременно пришли к паузе сотни не связанных между собой разговоров. Потом тишину разбило дурацкое, с оттенком истерики, хихиканье проститутки. Ратц хрюкнул.
— Ангел пролетел.
— Китаец, — проревел пьяный австралиец, — блядские китайцы, изобрели сращивание нервов. Я по этому делу, в любое время, только дай работу. Починю тебя что надо, друг…
— А вот это, — сказал Кейс своему бокалу, и вся его желчная горечь внезапно поднялась в нем, — это уже полное фуфло.
Японцы успели забыть в нейрохирургии больше, чем китайцы когда-либо знали. Подпольные клиники Чибы находились на острие современности, целые массивы технологий обновлялись каждый месяц, и все же им не под силу было справиться с увечьем, нанесенным Кейсу в отеле "Мемфис".
Уже год здесь, и он все еще грезил киберпространством, надежда таяла с каждой ночью. Он успел везде, обошел все повороты, срезал все углы Ночного Города, и все еще видел во сне Матрицу, яркие решетки цифровой логики, раскидывающиеся над бесцветной пустотой… Муравейник был его теперь уже полузабытым домом далеко за Тихим океаном, и он больше не был консольщиком, не был кибер-ковбоем. Просто очередной шустрила, пытающийся пробиться наверх. Но видения приходили к нему японскими ночами, как электроток из оголенных проводов, как колдовство вуду, и он кричал от них, кричал во сне и просыпался в темноте и одиночестве, скрюченный в капсуле-саркофаге какого-нибудь отеля, сжимая ладонями матрац так, что темперлон вылезал между пальцев, пытаясь дотянуться до консоли, которой не было.
— Видел твою девушку прошлой ночью, — заметил Ратц, передавая Кейсу второй "Кирин".
— У меня нет девушки, — ответил Кейс и выпил.
— Мисс Линда Ли.
Кейс покачал головой.
— Нет девушки? Ничего? Чисто биз[2], друг артист? Посвятил себя коммерции? — Маленькие карие глаза бармена гнездились глубоко в морщинистой плоти. — Мне кажется, с ней ты был лучше. Больше смеялся. А теперь, однажды ночью, ты чересчур заиграешься в артиста, и окажешься в клинических баках, в виде запчастей.
1
Тяцубо (яп.) — чайница. В переводе использована несколько искаженная транскрипция «Чатсубо», так как автор также использует сокращенное название «Чат», по-видимому имеющее второе значение (англ. "разговор"). Здесь и далее — примечания переводчика.