– Жопа ты, – сказала Молли, открывая для него дверцу машины. – Сидел бы себе и не высовывался. Я держала его на прицеле с той самой секунды, как он вышел.
Терзибашьян свирепо посмотрел на девушку.
– Во всяком случае, ты нам больше не нужен. – Молли подсадила его в машину и захлопнула дверцу. – Еще раз попадешься мне, и я тебя прикончу, – сказала она бледному лицу, видневшемуся за тонированными стеклами; «ситроен» дернулся и неуклюже вывернул из переулка на улицу.
«Мерседес» несся по просыпающемуся городу. Они миновали Бейоглу и теперь пробирались сквозь лабиринты запущенных улочек, мимо захудалых доходных домов, смутно напомнивших Кейсу Париж.
– А это что еще за хрень? – спросил он Молли, когда «мерседес» остановился возле сада, окружавшего Сераль.
Дикая разностильность этого комплекса зданий могла ошарашить кого угодно.
– Топкапи, – сказала Молли, вылезая из машины и потягиваясь. – Раньше здесь был как бы частный публичный дом короля. Уйма баб. А теперь это музей. Малость похоже на мастерскую Финна: все свалено грудами – здоровенные бриллианты, мечи, левая рука Иоанна Крестителя…
– Живая, как в консервирующем чане?
– Нет. Мертвая. Лежит внутри такой бронзовой руки с дыркой сбоку, чтобы христиане могли поцеловать. Турки отобрали ее у христиан миллион, наверное, лет назад и с тех пор ни разу не удосужились стереть с нее пыль: ведь это «реликвия неверных».
В садах Сераля ржавел чугунный олень. Кейс шел рядом с Молли и слушал, как хрустит под носками ее ботинок неухоженная трава, жесткая от утреннего мороза. Они шли параллельно дорожке, сложенной из восьмиугольных каменных плит, очень, наверное, холодных. Чуть подальше, на Балканах, была уже зима.
– Этот Терзи – большая сволочь, – сказала Молли. – Он агент тайной полиции. Настоящий палач. Купить такого сучару проще простого, особенно за такие деньги, какими швыряется Армитидж.
На деревьях начинали петь птицы.
– Я раздобыл сведения из Лондона, – сказал Кейс. – Кое-что узнал, но не понимаю, что именно.
И рассказал ей историю Корто.
– Да, я знаю, что в «Разящем кулаке» не участвовал никакой Армитидж. Проверено. – Молли погладила ржавый олений бок. – И ты считаешь, что маленький компьютер вывел его из шизофрении? В этой французской больничке?
– Скорее уж, Уинтермьют, – ответил Кейс.
Молли кивнула.
– Интересный вопрос, – задумчиво сказал Кейс, – а знает ли Армитидж, что он был когда-то полковником Корто? Я хочу сказать: когда Армитидж попал в больницу, он был никем, а потому вполне возможно, что Уинтермьют…
– Верно. Наново его сконструировал. Да, дела…
Они пошли дальше.
– Вариант разумный. Понимаешь, у него нет никакой личной жизни. Насколько я могу судить. Когда встречаешь такого мужика, то думаешь: ну чем-нибудь он да занимается, когда один. Но только не Армитидж. Он сидит дома и смотрит в стенку. Затем у него в голове что-то щелкает, и он развивает бурную деятельность.
– Так зачем же эта лондонская заначка? Милые сердцу воспоминания?
– Может, он о ней и не знает, – пожала плечами Молли. – Может, этот массив не его, а положен на его имя.
– Что-то не понял, – заметил Кейс.
– Нечего тут и понимать, я просто думаю вслух… Насколько умны эти ИскИны?
– По-разному бывает. Некоторые не намного умнее собаки. Так, игрушки. Игрушки, которые стоят целого состояния. А вот настоящие – очень умные, умные настолько, насколько позволяет им Тьюринг-полиция. ИскИны могут быть очень и очень умными.
– Послушай, ты ведь ковбой. Почему же тебя так мало интересуют такие вещи?
– Начать с того, – ответил Кейс, – что они встречаются очень редко. И почти всегда – в оборонных ведомствах, а там защиту не пробьешь. Ведь это военные изобретают все новый и новый лед. А тут еще и Тьюринг-копы. С этими ихними копами лучше не связываться. Так что, – он покосился на девушку, – я предпочитаю в такие дела не лезть.
– Вот и все вы, жокеи, такие, – презрительно фыркнула Молли. – Нуль воображения.
Они подошли к широкому прямоугольному пруду, где карпы лениво щипали стебли каких-то белых водяных цветов. Девушка пнула валявшийся на земле камешек и стала смотреть, как бегут по воде круги.
– Этот Уинтермьют, – сказала она, – связан с чем-то очень крупным. До нас доходят волны, но мы не видим камня, упавшего в центре. Нам известно, что там что-то происходит, но и только. Я хочу знать, что именно. Я хочу, чтобы ты поговорил с Уинтермьютом.
– Чего? – поразился Кейс. – Да меня к нему и близко не подпустят. Ты, милая, не в себе.
– Попытайся.
– Это невозможно.
– Попроси Флэтлайна.