Нейромант
Деб, которая сделала это возможным, посвящается
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ТИБА — СИТИ БЛЮЗ
1
Небо над портом напоминало телеэкран, включенный на мертвый канал.
— Разве же я употребляю? — услышал Кейс, продираясь сквозь толпу к «Тацу». — Просто у моего организма острая алкогольно — наркотическая недостаточность.
И голос рожденного в Муравейнике, и шуточка муравьиная. В «Тацубо», где собирались, как правило, профессиональные экспатриаты, можно просидеть неделю и слова не услышать по — японски.
Размеренными движениями протезированной руки бармен Рац выставлял на поднос кружки бочкового «Кирина». При виде Кейса он осклабился восточно — европейской сталью и коричневой гнилью. Тот нашел себе место у стойки между невероятно загорелой шлюхой из команды Лонни Зоуна и высоким африканцем в отглаженной морской форме с аккуратными рядами племенных шрамов на щеках.
— Утром заходил Уэйдж с двумя своими. — Здоровой рукой Рац пододвинул Кейсу кружку. — Не за тобой?
Тот молча пожал плечами. Девица справа игриво хихикнула и толкнула его локтем.
Улыбка бармена стала еще шире. Его безобразие вошло в поговорку. Нынче, когда красота доступна каждому — и за вполне умеренную плату, — отсутствие оной воспринимается как своего рода доблесть. Допотопная механическая рука при каждом движении жалобно завывала. Это был русский военный протез — семифункциональный манипулятор с механической обратной связью, заключенный в веселенький грязно — розовый пластик.
— В вас слишком много от артиста, герр Кейс. — Рац издал хрюкающий звук, заменявший ему смех. Почесал розовой клешней свисающее через ремень брюхо. — Вот только все больше на комедийных ролях.
— А то, — ответил Кейс и отхлебнул пива. — Должен же кто — то в этой тошниловке ломать комедию. У тебя ведь — хрен получится.
Шлюха захихикала октавой выше.
— И у тебя, цыпа, тоже не выйдет. И вообще, вали — ка ты отсюда. Мистер Зоун — мой лучший друг.
Девица в упор взглянула на Кейса и беззвучно ощерилась. Но все — таки ушла.
— Боже, — закатил глаза Кейс. — Ну что за бордель ты здесь развел? Выпить спокойно нельзя.
— Выпить ему захотелось! — Рац усердно тер тряпкой шершавое дерево стойки. — Зоун отстегивает процент. А тебя я пускаю только в качестве аттракциона.
Кейс поднес кружку к губам, и вдруг наступила странная тишина, когда множество собеседников в разных концах зала замолчали одновременно. В следующее мгновение раздалось истерическое хихиканье шлюхи.
— Ангел пролетел, — буркнул Рац.
— Китайцы, — взревел пьяный австралиец. — Блядские китаёзы изобрели сращивание нервов. На этом, мать его, материке нервы так тебе заштопают, что и шва не заметишь, носи до гроба.
— А вот это, — сказал Кейс, глядя в стакан и чувствуя поднимающуюся откуда — то изнутри желчную горечь, — дерьмо собачье.
И впрямь дерьмо. В области нейрохирургии японцы забыли, за ненадобностью, гораздо больше того, что китайцы когда — либо знали. Подпольные клиники Тибы — передовой рубеж медицины, целые массивы техники обновляются здесь ежемесячно, но даже местные врачи оказались не в силах совладать с увечьем, нанесенным Кейсу в Мемфисе.
Он проторчал здесь целый уж год, но о киберпространстве только мечтал, — и надежда угасала с каждой ночью. Он глотал стимулянты горстями, облазил весь Ночной Город до последней его дыры — и по — прежнему видел во сне матрицу — ее яркие логические решетки, развертывавшиеся в бесцветной пустоте… Муравейник где — то там, за Тихим океаном, а он больше ни оператор, ни кибер — ковбой. Заурядный прохиндей, пытающийся выбраться из задницы. Но в японских ночах приходили сны — колдовские, острые, как удар высоким напряжением, и тогда Кейс плакал, просыпался в темноте и корчился в гробу дешевой гостиницы, руки тянулись к несуществующей клавиатуре, впивались в лежанку, и темперлон пузырями вылезал между пальцами.
— Видел вчера твою девицу, — сказал Рац, пододвигая Кейсу вторую кружку.
— Нет у меня никакой девицы, — помотал головой Кейс.
— Мисс Линду Ли.
Кейс снова помотал головой.
— Нет девушки? Совсем? Весь в делах, дружище артист? Полностью посвятил себя коммерции? — Маленькие карие глазки бармена тонули среди морщин. — С Линдой ты мне нравился больше. Чаще смеялся. А теперь ты как — нибудь так заиграешься, что окажешься в больнице. В колбах, разобранный по кусочку.