Она застегивала сумку.
– Ты бывал в Стамбуле?
– Да, как-то пару дней.
– Он такой же, как прежде, – сказала Молли. – Старый грязный городишко.
– Вот так же мы отправились и в Тибу. – Молли смотрела из окна поезда на лунный пейзаж промышленной зоны, где красные огоньки на горизонте отгоняли самолеты от термоядерной электростанции. – Мы жили в Лос-Анджелесе. Он вошел и сказал: «Собирайся, мы летим в Макао». Там я играла в фан-тан в «Лиссабоне», а он переправился через Чжуншань. А на следующий день я уже играла с тобой в прятки в Ночном Городе.
Молли вынула из рукава черной курточки шелковый шарфик и протерла им свои линзы. Пейзаж северного Муравейника пробудил в Кейсе детские воспоминания о каких-то пучках сухой травы, торчащих из трещин бетонного фривея.
В десяти километрах от аэропорта поезд начал тормозить. Кейс смотрел, как над битым шлаком, над пустыми ржавыми скорлупками нефтеперегонных заводов, над ландшафтом его детства встает солнце.
7
В Бейоглу дождило. Арендованный «мерседес» плавно скользил мимо зарешеченных темных окон осторожных греческих и армянских ювелиров. Улица была почти пустынной, только несколько одетых в темное фигур на тротуаре оглядывались на машину.
– Прежде здесь был процветающий европейский район османского Стамбула, – сообщил «мерседес».
– А теперь только что не трущобы, – заметил Кейс.
– «Хилтон» находится на Джумхуриет-Каддеси, – сказала Молли, устраиваясь на заднем сиденье.
– Почему Армитидж летает отдельно? – спросил Кейс. У него болела голова.
– Потому, что ты его достаешь. И меня тоже.
Кейс хотел рассказать ей историю Корто, но передумал. В самолете он наклеил себе снотворный дерм и весь полет проспал.
Прямая пустынная дорога из аэропорта вскрыла город, как аккуратный разрез. Мимо проносились фантастические, заплата на заплате, стены деревянных домиков, кондо, купола, тоскливые параллелепипеды многоквартирных домов, опять стенки из фанеры и ржавой жести.
Финн, одетый в новый черный, как у сараримена, костюм, кисло ждал их, сидя в плюшевом кресле, – одинокий островок посреди неоглядного моря бледно-голубых ковров, устилавших холл «Хилтона».
– Боже, – фыркнула Молли. – Крыса в деловом костюме.
Они пересекли вестибюль.
– За сколько ты согласился сюда приехать? – Она уронила свою сумку рядом с креслом. – Да еще в таком прикиде – это вообще дорогого стоит.
– Не так уж и много, дорогуша, – весело оскалился Финн, передавая ей магнитный ключ с круглой желтой биркой. – Вас уже зарегистрировали. Апартаменты наверху. – Он огляделся по сторонам. – Дерьмо город.
– Ты страдаешь агорафобией оттого, что тебя вытащили из-под купола. Ты представь, что это вроде как Бруклин. – Молли покрутила ключ на пальце. – Ты здесь лакеем или как?
– Мне нужно проверить имплантаты одного парня, – сказал Финн.
– А как моя дека? – спросил Кейс.
– Соблюдай субординацию. – Финн поморщился. – Все вопросы – к боссу.
Молли сделала быстрый знак пальцами; Финн утвердительно кивнул.
– Да, – сказала Молли, – я знаю, кто это. – Она мотнула головой в сторону лифтов. – Пошли, ковбой.
Кейс подхватил обе сумки и двинулся следом.
Их номер один к одному походил на тот, в Тибе, где он впервые встретился с Армитиджем. Утром он подошел к окну, почти готовый увидеть Токийский залив. Через дорогу торчал другой отель. Дождь так и не кончился. Люди со старенькими, завернутыми в прозрачный пластик голосовыми принтерами жались в подъезды домов. Платные писцы, лучшее доказательство того, что в этой стране написанное слово все еще ценится. Неторопливая страна. Из тупорылого черного «ситроена» с примитивным водородным аккумулятором выбрались пятеро суровых турецких офицеров в мятых зеленых френчах. Они вошли в отель напротив.
Кейс опять посмотрел на кровать, на Молли и поразился ее бледности. Губчатый гипс остался дома, на чердаке, рядом с трансдермальным индуктором. В зеркальных линзах отражались лампы, освещавшие номер.
Кейс взял трубку сразу после первого звонка.
– Рад, что вы уже встали, – сказал Армитидж.
– Я только что. А леди еще спит. Послушайте, босс, я думаю, нам стоит немного поговорить. Чем больше я знаю о своей работе, тем лучше работаю.
В трубке наступила тишина. Кейс прикусил губу.