— Ну же, милый. Не стоит начинать приятное знакомство с допроса.
— Я владелец твоего обиталища, — негромко возражаю, тщательно выбирая слова. Пусть вокруг многие говорят «в пустоту» (как любители беспроводных гарнитур в оставленном мной мире) — но вряд ли многие общаются на оккультистскую тему с демоном. Любой из них может донести, если услышит лишнего.
— Я неуязвима для тебя ровно настолько же, насколько неуязвим ты, — мягко возражает мне Ада. — Сомневаешься в моей силе? Попробуй вырвать меня из нейры и не умереть при этом. Сомневаешься в моих словах о реальности? Что ж, купи себе дрянной ножик в любой лавке и вскрой себе руку.
— Некогда во сне меня зарезали, — возражаю я, и старый кошмар даёт о себе знать фантомной болью в животе, — так что это ещё ничего не значит. Ты не даёшь мне фактов, просто ставишь своё слово против моего.
Ада вновь фырчит и начинает растворяться в воздухе. Уже когда сквозь её доспехи становится виден дощатый тротуар, я слышу, как демоница оставляет последнее слово за собой:
— Тогда подождём, милый, когда день вновь сменится днём.
Дожить бы ещё до следующего дня… Я никогда не был романтиком «высокого средневековья», пусть в нём каждый носит в себе по одному импланту минимум. Неземное искусство и мастерство наверняка соседствуют с инфекциями — и хотя с гигиеной тут вроде почти нормально (уж потных людей и в моем времени всегда достаточно), но вот болезни и преступность меня беспокоят не меньше, чем церковники неведомой веры и обломки памяти Адриана. Может, свалить подальше? Речка, шалаш, ловля лещей?
Рядом со мной стоит мой отец, седой, но все еще крепкий. Дружина расположилась в отделении, и мне кажется, что они уважают наш покой, хотя в реальности — лишь охраняют от лишних гостей. Рядом с нами лишь старый гридень, прошедший с нашей семьёй через множество испытаний и невзгод. Мы идем к берегу в тишине, словно совершаем семейный обряд, беря с собой надежду на удачный улов и память о наших предках. Отец поднимает взгляд к небу, вдыхает свежий воздух и поворачивается ко мне с грустной улыбкой.
— Иногда мне кажется, что в этой излучине останавливается время. Уже бываю тут восемьдесят пять лет, с самого детства — и почти всегда тут легкий ветер и редкие облака.
— А как же тот шторм в пятьдесят девятом? — усмехается воин, и я вспоминаю не то его род, не то имя. Гаврас. Дядька Гаврас.
— Тогда у нас было много медовухи, — отмахивается отец, улыбаясь в бороду и доставая наживку.
Я смотрю на бесконечную реку и на пребывающего в спокойной радости отца. Обычно он куда суровее и мрачнее, будучи окружён золотом, а не тростниковыми удочками. Так почему, почему он остаётся в этом тесном шпиле, а не тут?
— Пааап?
— Ась?
— Ты не думал, что великая река зовёт так к себе?
— Нет, сынок, — усмехается отец. — Великая река манит к себе всех. От зверей и степняков до диких биомехов и мутантов. Все мы — её гости. Но явно не сватья и не мужья.
Я трясу головой не хуже мокрого ньюфаунленда. Чужие воспоминания — расплывчатые, незнакомые, но реальные. Обломки памяти Адриана? Вполне возможно. Что ж, мой (его) отец прав. Сбежать в степи можно, но ненадёжно. Да и я слишком отравлен ядом города — мне действительно интересно осматривать статуи, слушать городские легенды, общаться с людьми. Читать новости, пропивать хорошую по меркам обывателя сумму в уникальном баре, торговаться на рынке — слишком уж привык к таким приятным мелочам жизни.
Чтобы я мог ими насладиться и дальше, нужно:
а) Сбросить с хвоста погоню и отсидеться в какой-то норе.
б) Заработать побольше денег да и вообще разобраться, чем тут оплачивают. Кредиты? Гривны? Тугрики? Где тут местный рынок?
в) Забраться повыше от этого гм, подулья. Чем выше сидишь в обществе — тем лучше медицинское обеспечение и больше времени остаётся на личные дела.
г) Рвануть ещё выше по местной иерархии. Если система застойна и все в ней привыкли не дёргаться — конструктивная активность в ней не останется незамеченной. Ну а если не оценят по достоинству — речка, шалаш, ловля лещей.
Ещё надо не забывать отзываться на чужое мне имя. Или хотя бы учиться изображать рассеянность. Но без перегибов.
Смотрю вверх, к мерцающим огням арки местного шпиля. Интересно, он один такой — или весь город усеян ими? А может, весь мир стал единым городом? Ада упоминала про «другой берег» — что ж, значит как минимум реки тут ещё существуют. Внутреннее чувство направления уводит меня подальше от дымящей многоэтажки. Мимо безликих дверей подъездов, мимо маленьких магазинчиков, мимо стариков на лавках. Я миную «Оружие Котремира», где научился платить банковским имплантом (сослался на амнезию) и «Доступ в Эгрегор», где на мою просьбу о Порайске отреагировали, словно я попросил дочь царя на выданье.