Однако вместо этого он сказал: «Сволочное движение».
Непонятно как, но им все же удалось выехать на Уэстсайдское шоссе. Когда они неторопливо ехали вдоль Гудзона, Томас не сводил глаз с другого берега, где в лучах дряхлеющего солнца лежал угрюмый Джерси. Казалось невероятным, что всего несколько столетий назад этот берег служил границей просвещенной цивилизации. Границей знания. Он буквально видел их, голландцев и англичан, вглядывающихся в изумрудные дали между деревьями, напоминавшими колонны храма в Карнаке. [24]
Сколько людей сошло с ума? Сколько, подобно Нейлу, отреклись от всего, что они знали, и приняли сначала пути, а затем и ужасы того, что лежит по ту сторону знания?
«Нейл в роли Куртца, — скривившись, подумал он. — Я в роли Марлоу...» [25]
Насколько это лестно?
«Не очень, — понял он мгновение спустя. — Совсем даже нет».
— Вам одним удалось опознать Нейла, — услышал себя Томас как бы со стороны, — потому что он этого хотел.
— Что вы имеете в виду? — спросила Сэм.
— Помните, вы сказали, что мозг Гайджа вспомнил Нейла, хотя сам Гайдж так и не вспомнил его. Я ни в коей мере не считаю себя нейрохирургом, но мне кажется, что намного проще отключить все механизмы узнавания, нежели выборочно.
— И что вы хотите этим сказать?
— Что Гайдж — составная часть доводов Нейла. Он пытается что-то сказать...
— Что-то сказать? Но что именно?
— Полагаю, вы читали заявление Гайджа?
— Всего каких-то сраных раз пятьдесят.
Непонятно почему, но всякий раз, когда она употребляла бранное слово, это глубоко волновало его. Вероятно, потому что все отрочество он гонялся за цыпочками, которые только и делали, что бранились. Или, по крайней мере, пытался.
Любой человек всегда старается понять, что представляет из себя незнакомец, с которым ему довелось столкнуться. Томас предполагал, что спецагент Логан выросла в рабочей семье. Атеистка. Уравновешенная. Она рано осознала свою сексуальность и, возможно, отдала цвет своей юности соседскому пареньку, когда была еще подростком. Подобно этому пареньку, она принадлежала к поколению «порноинтернета», той волне лишенных сексуальной чувствительности мальчишек и девчонок, которые считали развратные разговорчики неотразимо притягательным и наикратчайшим путем к достижению статуса взрослого человека. Отсюда был один шаг до половой распущенности, которая воспринималась как развлечение, чему открыто завидовал отец Томаса и что разрушило все выводы психологии касательно сексуальной активности подростков.
Это была женщина, отгулявшая свои девические вечеринки, целеустремленная и готовая пойти наперекор принятым условностям, циничная и решительная; она использовала средства, данные ей свыше, — и к черту всякие традиции. Это была роль, которую она выбрала из личностного каталога, предлагаемого современным обществом. И все же ей была присуща сдержанность в поведении и чистосердечная озабоченность, противоречившие напускной браваде. Легкий привкус наивного идеализма. По непонятной причине быть хладнокровным и добросовестным никогда не казалось комфортным. Все равно что сшитые дизайнером джинсы и здоровый образ жизни.
— Гайдж не припоминает какие-либо ссылки на спор? — спросил Томас.
— Нет. Но мы его и не спрашивали.
— Значит, существует такая вероятность...
Она испытующе посмотрела на себя в зеркальце и надела темные очки:
— Есть только один способ это узнать.
Как выяснилось, Гайдж жил в Бересфорде, в Верхнем Уэстсайде, напротив Центрального парка. Когда они направились к входу в здание, Томас поймал себя на том, что вытянул шею, как какой-нибудь деревенщина, заинтригованный неравным браком между индустриальным размахом и мотивами итальянского Ренессанса. Когда Сэм махнула своим значком, швейцар только пожал плечами так, словно был хиромантом, столкнувшимся с еще одной чрезвычайной неизбежностью. В наши дни людей ничем не проймешь.
— И далеко можно зайти с такой штукой? — язвительно поинтересовался Томас, пока они шли по роскошному вестибюлю.
Сэм улыбнулась и снова стала рыться в сумочке в поисках благотворительной мелочи: ящик с эмблемой ЮНИСЕФ [26] стоял на столике между лифтами.
— Не далеко, но достаточно, — ответила она, держа в одной руке монеты, а другой нажимая на кнопку вызова лифта.
Воздух благоухал — Томасу представились жены богатеев, которые с утра до вечера ходят по магазинам. Изучая свое кривое отражение в латунной двери поднимающегося лифта, он задумался над тем, уж не насмешка ли над жильцами изречение «Fronta Nulla Fides», [27] начертанное на украшенном завитушками полу. На установленном в лифте экране мелькали клипы Си-эн-эн, посвященные самым животрепещущим событиям: от хаоса в Европе до гражданской войны в Ираке и последних деталей по делу Костоправа. Было обнаружено еще одно тело с вырванным позвоночником — на сей раз в Квинсе. Трансляция с места преступления. Томас подумал, что таким образом у зрителя должна создаваться иллюзия присутствия.
Мужчина, встретивший их у входа в пентхауз, был невысокого роста, с бочкообразной грудью, воспаленными глазами и темной густой бородой; такие бороды всегда заставляли Томаса думать о волосатых спинах их обладателей. На мужчине были джинсы, подтянутые намного выше пояса. Томас моментально признал в нем одного из тех парней, которые слишком долго крутятся перед зеркалом, втягивая живот, и никогда не носят рубашки навыпуск.
— Здравствуйте, мистер Гайдж, — поздоровалась Саманта.
— Здравствуйте, агент Логан.
Томас поднял брови. Он не был уверен, что последует далее, но уж явно не полное узнавание.
— Я никогда не забываю голоса, — заявил Гайдж, словно читая его мысли. — Если бы не это, я сказал бы, что вижу ее впервые в жизни.
— Но вы видели меня, — сказала Саманта.
— Ну, если вы уверены, — пожал плечами Гайдж и перевел взгляд на Томаса. — А вы? Я видел вас прежде?
— Нет, мистер Гайдж. Меня зовут Томас Байбл.
Гайдж осторожно кивнул.
— Доктор Байбл — преподаватель психологии из Колумбийского университета, мистер Гайдж. У него к вам несколько вопросов.
— Ответьте прежде вы. Он терапевт или судебный врач?
— Иногда большой разницы нет... Но я не шарлатан, если вы это имели в виду. — Томас помолчал, облизнул пересохшие губы, — Я — друг Нейла Кэссиди.
С лица Гайджа исчезло всякое выражение.
— Пожалуйста, прошу, — сказал он.
Через облицованную мрамором прихожую они проследовали за мистером Гайджем в роскошную гостиную в эгейском стиле, выдававшую помешанность владельца на богатстве и великолепии. Монументальная комната была поделена на «уголки интимных знакомств». Но эффект — если таковой и предполагался — разрушали раскиданные повсюду дешевые поделки. Мистеру Гайджу определенно нравился его маленький блошиный рынок...
— Прошу простить за спартанское негостеприимство, — сказал он, подвигаясь к u-образному дивану. — Я уволил весь персонал... Они показались мне какими-то... неузнаваемыми.
Томас присоединился к Сэм, усевшейся напротив хворого миллиардера. Ни сам миллиардер, ни его интерьер не оправдали ожиданий Томаса. Видимо, насмотрелся слишком много фильмов.
— Выпьете? — спросил Гайдж. — Боюсь, у меня остался только скотч.
Сэм отрицательно покачала головой. Томас попросил одну порцию со льдом.
— Итак, — сказал Гайдж, направляясь к бару, — какие вопросы собирался задать мне друг мистера Кэссиди?
Томас сделал глубокий вдох. Учитывая то, что рассказывала Сэм в машине, он решил привнести умиротворяющую нотку, которая помогла бы мистеру Гайджу чувствовать себя раскованно.
— Разные, — ответил он. — Однако полагаю, у вас тоже накопилось немало вопросов.