— Не слышу ответа, — напомнил я.
— Вы чего? На маленьких, да? Думаете, за меня вписаться некому?
— Бежал куда?
— Бежал и бежал, а чо, нельзя? Спортом увлекаюсь, типа. Имею право.
— Имеешь, — согласился я. — Передай Копню, что не надо искать Шуздр. Шуздры, если надо, найдут его сами.
— Какому ещё Копню? Не знаю я никакого Копня… — заныл пацан, но я его уже не слушаю.
Присел, заломил ему руки за спину и связал вынутым из куртки поясным ремешком. Зафиксировал, пропустив через арматуру подъездной лестницы, так что, пока не развяжется, за нами не пойдёт. Ремешок паршивый, тянется, хватит его ненадолго, но след уже остынет. Я надеюсь.
— Уф, я боялась, ты его грохнешь, прем, — призналась по дороге Шоня.
— Не надо делать из меня монстра, Шонь. На Средке просто не было выбора.
— Прем, ты отвалил адовы деньжищи на рынке, — сказал Зоник. — У тебя что, токов немеряно?
— Нет, теперь почти не осталось.
Я лукавлю, у меня есть ещё пара карт. Но им об этом знать ни к чему.
— Но почему, блин?
— Потому что мы корпа.
— Э… Круто, — задумчиво сказал Зоник и замолк.
В комнате Дженадин пахнет потом и болезнью. Нагма обтирает ей лоб и плечи мокрой футболкой, Ония стоит со стаканом воды, готовая напоить.
— Как она, сестричка?
— Плохо, братец, — вздыхает девочка. — Очень страшно кашляет, от этого ей больно, и она кашляет ещё сильнее…
Я вытащил из аптечки шайбу цифрового термометра, приложил ко лбу. Пролистал инструкцию, перевёл результат по таблице в градусы Цельсия. Тридцать восемь и пять. Девушка в сознании, но глаза потухшие, ни на что не реагирует. Посмотрим, на что способна медицина альтери.
Змеямба, рекламировавшая своих соотечественников, не преувеличила — температура упала практически моментально. После курса инъекций Дженадин задышала свободнее, кашель не пропал, но стал продуктивным и менее мучительным, в глаза вернулся разум.
— Спасибо, — сказала она тихо.
— Не за что. Отдыхай. Я побуду с тобой, присмотрю. Кстати, отличные игрушки, ты молодец, — я поправил пристроенного вместо подушки набивного зайца. Или не зайца. Может, это рога, а не уши? Тогда козла. Неважно.
— Я… никому…
— Не показывала, я понял. Теперь все увидели, прости. Так вышло. Не надо стесняться того, что ты делаешь от души.
— Смеяться… будут…
— Не будут. Тех, кто мог бы тебя дразнить, с нами больше нет. А оставшиеся точно не станут. Ах, да, ты же кучу событий пропустила! Лежи-лежи, я тебе сейчас всё расскажу.
Я ложусь на кровать рядом и художественно, преуменьшая проблемы и подчёркивая забавные моменты, рассказываю ей о том, что случилось за прошедшие сутки. Говорю, пока она не засыпает. Невооружённым глазом видно, что лекарства подействовали, пошла на поправку. Удивительно быстро, эта химия действительно стоит своих денег, даже если аптекарь меня прилично нагрел.
В коридоре меня ждёт мрачная Лирания.
— Можем поговорить?
— Поем сначала, ладно? Очень жрать хочется.
Мы спускаемся вниз, к автомату. Девушка молча ждёт, пока я съем порцию полюбившейся мне острой лапши. Сама отказывается. Сидит и смотрит так, что я чуть не подавился.
Поднялись в её комнату.
— Онь, оставь нас, — велит сестре.
— Ну, Ли-и-ира… — уныло начинает та.
— Сбегай, помоги Нагме, — прошу я. — Она у Дженадин. Только не шумите там, пусть спит.
— Да, Док! — убежала.
— Моя сестра слушается тебя лучше, чем меня, — отмечает недовольно девушка.
— Умненькая девчушка, — соглашаюсь я.
— Я поболтала с Шоней. Она мне наговорила всякого… Это правда?
— Откуда мне знать? Я без понятия, что она тебе сказала.
— Что ты якобы убил двух клановых на Средке за то, что они напали на Оньку.
— Они напали на обеих девчонок, — уточнил я.
— Так это правда?
— У меня не было выбора. Их похитили.
— Боже, какая я идиотка… — Лирания опустилась на кровать, сгорбилась и закрыла лицо руками. — Заходилась тут в пиздостраданиях, а у тебя тогда ещё пистолет не остыл. Представляю, какой тупой истеричкой выгляжу. Я тебя подставляю, исхожу на говно, бью шокером, пинаю ногами, обзываю, а ты спасаешь мою сестру и не говоришь ни слова, когда я заливаю тебя слезами и гружу истерикой. Зачем ты опять пришёл?
— Ты меня позвала, — напомнил я.
— Я позвала тебя сказать, что мы с Онькой уходим.
— Куда?
— Не знаю. Отсюда.
— Нагма расстроится, — покачал я головой. — А почему?
— Из-за тебя. Я не могу выносить твоего присутствия. Я…
— Заткнись, пожалуйста.
— Что?
— Заткнись. Прямо сейчас закрой рот, пока не ляпнула ничего такого, что нельзя будет отыграть назад. Тебе сейчас до боли стыдно, но это происходит в твоей голове. Не в моей. Не между нами. Хватит себя наказывать. От этого пострадают те, кому ты дорога. Твоя сестра. Я, в конце концов. Так что никуда ты не уходишь.
— Ты не можешь мне запретить!
— Ещё как могу.
Меня не шокирует её история, меня не пугает её истерика. Я подвизался криминальным врачом в борделе, я слышал истории страшнее и видел истерики хуже. Лирания из тех, кто подчиняется. Психолог рассказал бы, какие травмы детства к этому приводят, но я не он. Она исполняла всё, что хотел тот подонок, и ненавидела не его, а себя. Сорвалась, когда речь зашла о жизни сестры, и с тех пор наказывает себя за это. Она сделает всё, что я скажу. Может быть, потом спрыгнет с крыши, но сделает.
— Снимай штаны, — сказал я спокойно.
— Что? — вскочила она с кровати.
— Что слышала. Снимай, ну.
Она, глядя в пол, расстегнула ремень и спустила штаны.
— Хватит, повернись к свету, — я взял остолбеневшую девушку за бедро, развернул к окну, присел перед ней на кровать. — Да уж, исполосовала ты себя…
Достал из кармана альтерионский спрей, купленный специально для этого. Стоит он страшно сказать сколько. Щедро брызнул на одно бедро, потом на второе.
— Оу!
— Больно?
— Холодно. Уже прошло.
— Не надевай пока штаны, пусть впитается. Майку подними.
Подняла нижний край футболки, обнажив живот. Он весь в поперечных мелких порезах — заживших до белых ниточек, схватившихся бурой корочкой и совсем свежих, алеющих повреждённой кожей и отмокающих сукровицей. Она, я смотрю, времени не теряет.
Полил заживляющим спреем в три слоя. Если продавец не соврал, то через сутки даже шрамов не останется.
— Подожди, дай высохнуть. Майку потом наденешь эту, — протянул ей футболку с опоссумом.
Она послушно взяла.
— Шоня сказала, ты какую-то чудовищную сумму потратил на лекарства для Колбочки…
— Не для неё. Для всех. Это аптечка нашей корпы. Ты с нами?
Она вдохнула, отвернулась, стянула через голову майку и надела новую, с опоссумом.
— Учти, если порежешь себя снова, будешь должна за переведённый впустую регенератор. Не скажу, сколько он стоит, у тебя всё равно столько нет, так что будь любезна воздержаться.
— Зачем я тебе? — спросила она внезапно.
Формулировка расплывчатая, но я понимаю, что она имеет в виду. Отвечаю честно, хотя и не в порядке важности.
— Тебе нужна помощь. Я своих не бросаю. Ты мне нравишься.
— А я своя? — спросила она, не став обсуждать остальные пункты.
— На тебе правильная майка, — улыбнулся я. — Ну-ка… Не болит?
Я осторожно пропальпировал бедра.
— Нет, ни капельки. Разве что онемело чуть-чуть.
— Прекрасно, можешь надевать штаны.
— Я могу их и снять. Ведь ты этого ждёшь?
Тело реагирует, но я-взрослый качаю головой.
— Не жду. Не буду врать, что не хочу, но если это случится сейчас, то ты потом будешь презирать себя и ненавидеть меня. Так что надевай.
— Ну и проваливай! — зло сказала она, судорожно натягивая штаны и застёгивая ремень. — Видеть тебя не могу!