— Ты что, Док? А как же мы? Я не смогу без Средки! Да никто из наших не сможет, особенно Лоля… Знал бы, что Тамэй нас так подставит, сам бы его с балкона сбросил!
Это он врёт, конечно. Физическое насилие — не его стезя.
Я, разумеется, не вдавался в подробности — Тамэй, мол, нарушил договор, целенаправленно сбежал от сопровождающего, полез, не зная броду, куда не просили, а Средка — опасное место. Мы предупреждали.
Сегоний совсем не дурак. То, что Тамэй сам виноват, не отменяет того, что огребём за него мы. Его родители из высшего менеджмента, почти что промы, возможность поставить всех раком из-за сыночка у них есть. И они ей воспользуются. Сегоний это прекрасно понимает.
— Но как же мы? — стонет он, имея в виду «а как же я». Они тут не очень дружная компания. Верховые, одно слово. — Слушай, а если мы вас прикроем? Скажем, что Тамэй, ну, не знаю… Сбежал?
— Куда? — удивился я. — В низы за бесплатной дышкой?
— Да, — пригорюнился Младший. — Не поверят.
— Кроме того, всегда найдётся тот, кто сдаст.
— И это правда… Та же Лоля вообще не отдупляет, что к чему, когда упоротая. И просить её бесполезно, не запомнит.
— Вот видишь, — киваю я. — Придётся нам расстаться. Мы, конечно, крутая корпа, но со службой безопасности бодаться не станем. Не наша весовая категория.
— Неужели ничего нельзя придумать? — Сегоний готов зарыдать, уже и глаза блестят. — У меня там… Всякое! Я хочу туда снова!
— Ну, — говорю я неуверенно, — в принципе, есть один способ… Но…
— Блин, да говори же! — воспрял духом Младший.
— Как тебе маечка? — я натянул вниз подол футболки с опоссумом.
— Ничего так. Круто, что у вас есть свой символ.
— Как тебе идея примерить такую же?
— Ты сейчас про… — не поверил Сегоний. — Я правильно тебя понял?
— Да, я предлагаю тебе вступить в корпу «Шуздры». Если, конечно, крайм не противоречит твоим жизненным убеждениям.
— Да я! Да блин! Да конечно! — вскочил Младший. — Я даже мечтать не смел…
Вот вам и «золотая молодёжь». Я знал, что он согласится, романтик хулев. Он видел крайм только с приятной стороны: Средка, веселье, свобода, никакой унылой учёбы, никаких родительских поучений. Это кажется таким притягательным и ненапряжным, но однажды крайм непременно приводит тебя туда, где ты стреляешь кому-нибудь в башку и становишься тем, кем никогда быть не собирался. Но я не тот, кто ему это скажет. Я тот, кто будет его использовать. Плохой я человек.
— Поздравляю, ты принят. Обмоем позже, торжественный приём и маечку отложим тоже, сейчас не лучший момент для демонстраций. Поэтому сразу к делу.
— Что от меня требуется?
— Для начала подумай, кто ещё из ваших захочет к нам присоединиться. Надо человека три-четыре. Если сможешь — будет твоя личная команда, а ты станешь моим заместителем в башнях.
— Оу, круто! Я думаю…
— Не спеши, — перебил я его, — и не делай поспешных предложений. Учти, что ты вверяешь этим людям свою судьбу. Если кто-то из них не оправдает надежд, ответишь за него ты. И не только передо мной. Это крайм, дро. Тут всё серьёзно.
— Я понимаю! Я справлюсь, прем!
— А теперь к главному. Отныне ты не платишь за Средку, а зарабатываешь на ней. Задача — твоя и твоей будущей команды — быть посредниками между приятелями из верхов и остальной частью корпы. Мы какое-то время не сможем появляться в башнях, поэтому на Средку их будете выводить вы. А мы — встречать там.
— Но как…
— Подробности я тебе объясню, не волнуйся. Готов?
— Всегда готов!
Ай, какой хороший мальчик! Его ждёт много сюрпризов.
***
— Ты специально слил Тамэя? Мне назло? — шипит на меня Лирания.
Нашла, наконец, возможность застать меня одного и наехать.
— Нет, — ответил я коротко.
— Я тебе не верю! Ты знал, что у нас отношения!
— А у вас отношения? — я неплохо сыграл удивление, но она не повелась.
— Не ври мне! Ты всё видишь и всё знаешь! Ты хитрая сволочь!
— Прям сволочь?
— А кто ещё? Убить парня за то, что он мне понравился?
— Лирания, ты совсем охренела? — внезапно разозлился я. — Что за дерьмо в твоей башке?
Я сегодня совершил, наверное, худший поступок в своей жизни. Я сам себе предельно омерзителен, хотя вернись всё назад – поступил бы так же. Я обломал надежды тех, кто на меня рассчитывал. Я снова бросаюсь в полную неизвестность с теми, кто мне доверился. Я подставляю детишек с верха, которые виноваты только в глупости и инфантильности, вполне естественных для их возраста и образа жизни. Я ощущаю себя полнейшим гондоном, и совершенно заслуженно. Но вот эта херня — уже перебор. Не надо со мной так.
— Ты, мазохистка сраная, кем себя вообразила вообще? Ты реально берёшь в свою пустую тыкву идею, что я развалил весь бизнес, подставил всех наших, обломал всех клиентов, просрал отличное место в башнях, чтобы ты не поеблась лишний раз с каким-то верхним мудилой?
— Я…
— Заткнись, дура! Ты понятия не имеешь, в какую жопу я влез из-за этого козла! Ты даже представить себе не можешь, чего мне это стоило! Всем нам, в итоге, стоило, коза ты драная! Ты реально думаешь, что всё ради того, чтобы он не щипал тебя за сиськи?
— Откуда ты… — она рефлекторно загородила ладонями грудь.
— Оттуда, блин! Этот сраный маньяк… А, что с тобой разговаривать… Знаешь, что? А иди ты на хер, Лирания! Ты же хотела валить из корпы? Вот и вали. Найди того, кто будет тебя унижать и мучить, выкручивать соски, бить в промежность, щипать за бёдра, срать на голову, что ты там ещё любишь…
— Ах, ты… — Лирания попыталась отвесить мне пощёчину, но я перехватил её руку и вывернул назад и вверх. Жёстко, до боли, заставив выгнуться и встать на цыпочки.
— А вот ни хрена, — сказал я, успокаиваясь. — Я не ты. Я не позволяю себя бить.
Выпустил руку, оттолкнул. Она споткнулась, упала на кровать, уставилась на меня оттуда своими странными магическими глазами. Блин, да что со мной творится? Ещё немного, и я бы её ударил. Чёрт бы побрал гормононасыщенную подростковую психику.
— Лирания, — решил я всё ж извиниться, — не хотел…
— Иди сюда, — сказала она неожиданно глубоким грудным голосом, от которого у меня что-то завибрировало внутри. — Молчи. Просто иди ко мне.
Она рвёт с себя рубашку, открывая кровоподтёки на груди, и задирает ноги, стягивая с них штаны.
— Ты это…
— Иди, я так хочу! Ну!
И я пришёл, конечно. Моему телу шестнадцать, и плевать оно хотело на этику отношений и на то, что будет потом.
А потом она лежит молча, не одеваясь, смотрит в потолок. Я сижу рядом, рассматриваю — худые бёдра, узкий таз, небольшая, но красивая грудь, выпирающие рёбра, впалый живот с продолговатым пупком. И синяки. На груди, руках, животе, внутренней поверхности бёдер. Как будто кто-то хватал кожу, изо всех сил сжимал пальцами и выкручивал её до багровых кровоподтёков. Не «кто-то». Я знаю, кто. Он больше никому так не сделает, но он не последний на её жизненном пути. Наверное.
— Я ненавижу себя, — говорит она тихо и скучно. — Ненавижу это тело.
— Оно красивое, — не соглашаюсь я.
— Особенно за это. Иногда мне хочется изуродовать себя так, чтобы ни одна сволочь на меня больше не посмотрела.
— Сволочам неважно, как ты выглядишь. Они питаются не красотой, а болью.
— Я тоже ей питаюсь.
— Они питаются чужой.
— Без разницы. Я понимаю, какая я дрянь, и ненавижу себя за это. Меня от себя тошнит. Иногда буквально. Я не скинулась до сих пор только из-за Оньки. И ещё немного из-за тебя. Не хотела расстраивать, ты столько регенератора на меня перевёл…
— Ещё есть немного, — я потянулся к одежде.
— Не надо, само заживёт. Небольшая память о Тамэе. Ты ведь его убил?
— Да.
— Так я и подумала.
— Но не из-за тебя.
— Я знаю. Просто хотела сделать тебе больно.