Полиция бешено носилась по округе, но из-за сумасшедшей манеры езды повсюду были аварии и пробки на дорогах. И каждый раз, когда сталкивались две машины, их водители выскакивали из них и устраивали схватки возле места аварии.
Рядом с нами остановился здоровенный парень и восхищённо уставился на Хелен.
— Ну ты и красотка, детка! — нагло сказал он ей. — Как насчёт того, чтобы послать подальше этого маменькиного сынка и пойти со мной?
— Это я — маменькин сынок? — зарычал я и прыгнул на него.
Он был на фут выше меня, но мы сцепились с ним в одно мгновение.
Подбежал коп и попытался нас разнять. Я толкнул его в грудь, а затем отвесил своему противнику изрядный удар в подбородок, и он рухнул на землю.
Полицейский, которого я толкнул, поднялся, и я воинственно спросил его:
— Ну и что ты собираешься с этим делать?
— О, все в городе с ума посходили, — с отвращением сказал он. — Я только что уволился с этой проклятой работы.
Он хладнокровно бросил свой значок в канаву и ушёл.
Я схватил Хелен за руку, и мы принялись с трудом пробираться сквозь творящуюся на улицах неразбериху. Мы заметили церковь, а в доме за ней — пожилого учёного священника, который что-то писал за своим столом.
— Сейчас не до женитьбы! — сказал он мне. — Я занят написанием проповеди для следующей недели.
Его аскетическое лицо озарилось дьявольской радостью.
— Двенадцать лет я хотел высказать своим прихожанам всё, что я о них думаю, но не решался, — сказал он. — Теперь же я решил это сделать. От проповеди на следующей неделе у них загорятся уши!
В конце концов я уговорил его прервать написание проповеди на время, достаточное для того, чтобы обвенчать нас с Хелен. Затем, вне себя от счастья, мы вернулись на улицу и направились к моей припаркованной машине.
К этому времени город, казалось, окончательно сошёл с ума. Пока мы с Хелен шли к моей машине, обстановка, казалось, становилась всё более дикой. Повсюду происходили драки, и звуки домашних скандалов и брани доносились до наших ушей почти из каждого дома, мимо которого мы проходили.
Мальчишка-разносчик предлагал газеты, и я купил одну из них. Редактор в последний момент напечатал передовицу крупным шрифтом на первой полосе.
«В этом городе полно мошенников, — писал он, — и мэр — один из самых крупных из них. Что касается владельца этой газеты, то вот как он всё скрывает» — и далее в редакционной статье рассказывалось о скандалах, связанных с некоторыми из крупнейших рекламодателей газеты.
Хелен схватила меня за руку и сказала:
— Смотри, Джон, на автозаводе бунт!
И действительно, внизу, в конце улицы, мы увидели толпу людей, которые дрались перед зданием завода, ломая дубинки о головы друг друга в безумной рукопашной схватке.
— Из-за чего беспорядки? — спросил я мужчину, который шёл с той стороны.
— Похоже, что рабочие избивают кого-то из своих начальников, — сказал он мне. — Есть несколько человек, которых всегда недолюбливали, но до сих пор все слишком боялись потерять свою работу, чтобы что-то с этим сделать. — он засмеялся. — Я бы сказал, что сегодня, похоже, никто особо не боится! А теперь я иду домой, чтобы сказать своей жене всё, что я о ней думаю.
Он пошёл дальше, ухмыляясь. Но я остановился как вкопанный, когда его замечание об общем отсутствии страха осенило меня внезапной идеей.
Я вдруг вспомнил эксперимент доктора Баскома с нейтрализатором страха на мыши и дальнейшие слова маленького учёного, на которые я тогда не обратил внимания:
— Но если я использую проектор во много раз больше, способный транслировать нейтрализующее страх излучение на большую площадь…
Тот большой, покрытый брезентом механизм в углу лаборатории доктора Баскома! Теперь я понял, что это, должно быть, именно такой большой проектор, и с его помощью доктор изгнал весь нормальный страх из области, включающей этот город.
Я вспомнил и низкий, сильный гул, который я слышал, когда мы с Хелен сидели на веранде. Должно быть, именно тогда маленький учёный включил проектор.
И его нейтрализатор страха разрушил город. Я сразу понял, что этот процесс нужно остановить, пока город окончательно не сошёл с ума.
Поймите, я нисколько не боялся последствий того, что случилось бы, если его не остановить. Но мой разум и чувство долга подсказывали мне, что я должен прекратить эксперимент доктора Баскома.
И всё же я сказал Хелен:
— Думаю, нам лучше вернуться к тебе домой. Мы должны рассказать твоему отцу о нашей свадьбе.