Стасик вытер слезы и спросил у Гамала:
— Ты думаешь, они здесь из-за подземелья?
— Это единственная причина, которая пришла мне на ум, — прозвучало в ответ.
— Но что они собираются делать?
— Хотел бы я это знать. Но вот что: прежде эта крепость принадлежала добрякам. Это они заперли существо в подземелье. Они знают, что это такое. Много веков оно просидело здесь. Но о нем не забыли. И возможно, добряки наконец-то придумали, как его использовать.
— Использовать?
— Ну, или окончательно уничтожить. Не знаю, что они собираются делать с ним, но они здесь точно из-за него. Других причин нет.
Новая волна страха накрыла Стасика с головой. В этот раз он испугался не за себя, а за Свету. Неужели ей грозит гибель? И это именно теперь, когда у них завязались такие близкие, можно даже сказать романтические, отношения. Стасик вновь расплакался. В этот миг он люто ненавидел свое невезение. И почему все в его жизни вечно шло через задницу? Что ни начнется хорошего, все тут же и закончится.
— Ну и ладно, — услышал он голос Зархада. — Пусть убивают этого монстра или делают с ним что угодно, и убираются. А мы подождем здесь.
— Вот уж не знаю, дождемся ли, — с сомнением произнес Гамал. — С тем, что сидит в нашем подземелье, не управиться за пару часов. Это может занять неопределенное время. Только на то, чтобы правильно снять печати с двери, у самого лучшего мага уйдет неделя.
— Неделя? — ахнул Грыбан. — За неделю я тут околею от голода. Вот что — давайте, пока не поздно, кинем жребий и определим, кого съедим первым. Но сразу говорю — я в домике.
— Вот так попали, — тоскливо протянул Зархад. — Отсиживаться, выходит, не вариант. В таком случае нужно попытаться унести ноги, пока еще на это есть силы. Старик, ты знаешь тут все. Должен же быть способ незаметно покинуть крепость.
— Пытаюсь его придумать, — ответил Гамал. — Пока что все возможные варианты ведут к стопроцентной гибели.
— Тогда точно придется кидать жребий, — вздохнув, признал Зархад.
Тут Стасик, до того молчавший, негромко предложил:
— А что если нам объединиться с….
Он запнулся.
— С кем? — спросил Гамал. — С добряками, что ли? Это не смешно.
— Я говорил не о добряках, — сказал Стасик.
— А о ком? Выкладывай прямо, нечего загадывать загадки. Мы не в том положении, чтобы отдаваться играм.
Стасик собрался с духом и выпалил:
— Давайте объединимся с тем существом, что сидит в подземелье.
Воцарилось молчание, которое продлилось довольно долго. Наконец, Гамал произнес, обращаясь к гоблинам:
— Спокойно, ребята. Стасик хороший парень, но он слаб духом. Страх перед паладинами помутил его рассудок.
— Ничего у меня не помутилось! — обиделся на скоропалительный диагноз Стасик. — Я говорю серьезно.
— Если так, то ты просто глупец, — заявил Гамал. — Что ты мелешь, мальчишка? Объединиться с этим монстром? Да мы даже не знаем, что оно такое. Не знаем, можно ли вступить с ним в вербальный контакт. Оно само зло, таящееся во мраке. Для него мы такая же пожива, как и добряки.
— Неправда! — резко возразил Стасик. — Оно не злое. Оно….
Он осекся.
— Очень любопытно, — протянул Гамал. — И откуда такие смелые выводы?
— Оттуда, что я говорил с ним. Точнее — с ней. Это не оно, а она. Девочка.
— Постой, постой, — перебил его Гамал. — С кем ты говорил?
— С ней. Ее зовут Света. Ну, то есть, теперь ее так зовут, а раньше никак не звали. Я придумал это имя и ей понравилось.
— Погоди, что ты такое городишь? — вновь выпалил Гамал. — Ты что, разговаривал с этим существом? Но как?
Врать уже не имело смысла, и Стасик признался во всем. Рассказал, как нарушил запрет Гамала и спустился в подземелье. Как услышал донесшийся из-за двери голос, как заговорил с ним, и вот так завязалась их нежная дружба с запертой во мраке узницей.
— Нет, я не ошибся, — нервно засмеялся Гамал. — Ты действительно спятил. Придумал себе какую-то воображаемую подругу и морочишь нам голову.
Но тут в беседу вмешался Зархад и спокойным, но твердым, голосом сказал:
— Пускай человек Стас все расскажет. Я готов с кем угодно объединиться, лишь бы спасти свою шкуру.
— Да чушь все это, — не унимался Гамал. — Я здесь прожил десять лет и ничего такого не слышал. Да, оно, иной раз, шумело, выло по-звериному в своей темнице. Но никаких человеческих голосов не было.
— Это потому, что ты черствый и грубый мужлан, — высказал предположение Стасик. — А я добрый и нежный. Она это почувствовала и подружилась со мной.