Никогда еще он так сильно не ненавидел этот проклятый правильный мир.
Стасик медленно поднял дрожащие руки и принял омерзительную награду. Та оказалась неожиданно тяжелой — мастер, изготовивший это недоразумение, не пожалел на него металла. Зрители, толпящиеся вокруг сцены, радостно зааплодировали. Ильнур и Лаура тоже похлопали в ладоши.
Решив, что все самое страшное уже позади, Стасик приготовился направиться к лестнице. Но он недооценил своего мучителя.
— А теперь речь! — потребовал Колька, схватив Стасика за плечи и толкнув к краю сцены.
Тот оказался перед целым морем людских лиц, смотрящих прямо на него, и почувствовал сильнейшее головокружение. Все-таки он точно грохнется в обморок, этого-то Колька и добивался.
— Давай, дружище, не стесняйся! — донесся до его ушей радостный крик нетрезвого Васька. — Рубани всю правду-матку!
— Да, давай! — подхватила толпа.
Стасик попятился от края сцены. В его широко распахнутых от ужаса глазах стояли слезы. Он чувствовал, что вот-вот сорвется, упадет на доски помоста и расплачется самым позорным образом.
— Ну же, — подбодрил его Ильнур, — скажи пару слов.
Но Стасик сейчас находился в таком состоянии, что не сумел бы вытолкнуть из своего горла и одно коротенькое словечко. Он вообще забыл навык разумной речи.
— Свиностас! Свиностас! — принялась скандировать толпа, дружно хлопая в ладоши.
Стасик попятился, прекрасно понимая, что сейчас он побежит. Неважно куда. Лишь бы забиться в какую-нибудь нору и скрыться от людских глаз. Он чувствовал себя загнанным зверем. Ну, не совсем зверем. Зверьком. Некрупным и трусливым. Кем-то вроде маленькой мышки или хомячка.
Он был так поглощен своими переживаниями, что не почувствовал, как сцена вздрогнула под его ногами. А вот все остальные жители города ощутили это очень хорошо.
— Что это было? — удивленно спросил Колька, вопросительно глядя на Ильнура. — Землетрясение?
— Их здесь никогда не случалось за всю историю Форинга, — ответила Лаура, на чьем прекрасном лице возникло выражение тревоги.
Толчок повторился, и, в этот раз, вышел сильнее прежнего. Кое-где с крыш посыпалась черепица, со звоном лопнуло несколько оконных стекол. Всю веселость разом вынесло из голов горожан. На их лицах теперь застыли тревога и страх.
— Если это землетрясение, мы должны вывести людей из города, — сказал Ильнур. — Внутри оставаться небезопасно. Мы….
Следующий толчок оказался такой силы, что сцену буквально подбросило в воздух. Ильнур и Колька удержались на ногах благодаря тренированным телам, Лауру выручила магия. Стасика никто не выручил, и он со всего маху грохнулся задом на доски. От боли у него потемнело в глазах. Он выронил из рук медный пятачок и обхватил ладонями отбитые при падении ягодицы.
Последствия третьего толчка оказались разрушительными. Несколько городских зданий опасно просели, а одно наклонилось так, что с его кровли дождем ссыпалась вся черепица. Толпа людей разразилась криками. Народ, толкаясь, бросился к воротам.
— Сохраняйте спокойствие! — громовым голосом прокричал Ильнур. — Не создавайте давки!
Вскочившие со своих мест герои попытались организовать эвакуацию гражданского населения, но не смогли пробиться сквозь плотную толпу. Маги парили в воздухе, отдавали приказы, призывали не поддаваться панике, но их никто не слушал. А затем над городом прозвучал чей-то истошный крик:
— Ворота не открываются! Их заклинило!
— Проклятье! — выругался Ильнур. — Лаура, нужно сломать ворота. Только сделай это осторожно. Там повсюду люди.
Чародейка кивнула, готовясь исполнить поступивший приказ. Но сделать этого не успела.
Вся сцена вдруг заходила ходуном. Город сотрясся от непрерывной серии мелких толчков. Стасик, забыв о своем отбитом заде, с ужасом увидел огромную толпу, мечущуюся в ужасе перед неведомой опасностью. Людей толкали, сбивали, затаптывали ногами. Вопли, рыдания, крики и мольбы слились в один жуткий звук, который оказывал сокрушительное воздействие на психику. Страх толпы передался и Стасику. Ему захотелось бежать. Почему-то родилась глупая мысль, что если он сумеет добраться до своего домика и запереться в нем, то окажется в полной безопасности. Ничего не соображая, он поднялся на ноги и заковылял к лестнице. И если бы ему удалось осуществить задуманное, то есть влиться в людскую толпу и попытаться пробиться к заклинившим воротам, на этом бы, вероятно, его приключения в правильном мире и закончились. Обезумевшая людская масса могла раздавить в лепешку даже закованного в латы паладина, а уж его, шестнадцатилетнего свинопаса, размазала бы и не заметила.