Петтигрю ему не помощник, потому как анимаги с ментальными науками не дружат. На них и легилименция действует с трудом, сами они тоже редко в окклюменции разбираются. Сужу на основании личного опыта и собственного клана, в котором хороших менталистов раз-два и обчелся. Значит, должен быть кто-то ещё.
Зайдём к вопросу с другой стороны. Вот у нас есть влиятельный чиновник с репутацией трудоголика, внезапно запирающийся дома и заявляющий о своей болезни. Какой будет первая реакция дорогих коллег? Правильно: выяснить, что с ним и надолго ли. Врача в данном случае расспрашивать бессмысленно, потому что наверняка под клятвой, зато можно под благовидным предлогом прийти навестить больного. Документы на подпись принести, обсудить важный вопрос, который нельзя доверить бумаге или ещё что-нибудь придумать. Готов спорить, что при личном контакте Империо обнаружат сразу.
Может, он в самом деле болен? Хотя в день выбора чемпионов Крауч выглядел нормально. Вид у него был усталый, но не более, я специально приглядывался.
Так, стоп. Ещё немного, и впору подавать заявку на вступление в клуб конспирологов, видящих в любом событии часть чьей-то многоходовки. Ничего не решив и окончательно запутавшись, я сделал «звонок другу» — отослал письмо Кеннеру. Он же работает в департаменте международных отношений, наверняка в курсе ходящих среди сотрудников сплетен. Пусть поделится сведениями с любимым племянником.
— Ты не представляешь, что творится, когда у ребенка режутся зубки, — делился пережитым Кеннер. — Сейчас уже легче, а вот когда только начиналось, ор стоял на весь дом. Причем заглушающие ставить нельзя — нужно слышать, что он проснулся!
— На работе отдыхал?
— Что-то вроде того! — засмеялся дядя.
Мы сидели в маленьком пабе на задворках Хогсмида. Малоизвестное местечко с домашней кухней, только для своих. В прошлом году я случайно забрел сюда и с тех пор изредка приходил, когда хотел посидеть в тишине.
— Вообще-то у нас сейчас затишье, — закончив веселиться, признался Кеннер. — С Турниром разобрались, начальство болеет, значимых событий в обозримом будущем не намечается. Лепота!
— Вот, кстати, по поводу начальства. Оно действительно болеет?
— У нас говорят так. А что?
— Крауч не из тех людей, которые любят поваляться в постельке. Странно, что не вылечился.
— Может, проклятье какое словил, — пожал плечами дядюшка. — Бывает.
— Или занят чем-то другим.
Кеннер задумчиво на меня посмотрел. Он хорошо меня знает, поэтому сразу понял, к чему я веду.
— Есть основания так считать?
— В Хогвартсе происходит что-то странное. Ты в курсе, что у бывших Пожирателей темнеет метка?
— Откуда знаешь?
— Ученики подслушали разговор Каркарова со Снейпом. Болгарин прибежал прямо на урок и не особо сдерживал голос, пока Снейп не поставил заглушку. Я не хочу об этом писать в письме, поэтому подойди, пожалуйста, к леди.
— У тебя же парный пергамент есть?
— Испортился.
Помолчали. Хорошую здесь рыбу готовят, надо бы рецепт попросить. Местные часто торгуют с русалками из Черного озера, меняют мясо и молоко на рыбу или ингредиенты.
— Пожирателей Крауч люто ненавидит, — наконец, заговорил Кеннер. — У нас во всём департаменте нет никого, кто носил бы метку или просто сочувствовал той стороне. В других департаментах бывших полным-полно. Если он получил какую-то информацию, вполне мог отложить всё остальное.
— Прибавь сюда Грюма. Что он делает в Хогвартсе? Боевик его калибра не должен учить детишек, он матерых псов натаскивает. Готов спорить, после выхода в отставку Грюма завалили предложениями поработать инструктором или вовсе взять личного ученика. Тем не менее, он здесь.
— Ну, мало ли… Может, на время Турнира Дамблдор решил усилить безопасность?
— Всё равно странно. Ты мне вот что скажи — за последние месяца два с Краучем лично кто-нибудь встречался?
— Конечно. Та же Боунс к нему приезжала, начальники секторов ездили отчитываться. Через зеркала с ним постоянно общаются. Ты что, Райли?! Без инструкций он нас не оставляет!
Действительно, не тот типаж.
Короче говоря, я загрузил Кеннера и, его посредством, леди. Она человек опытный, в десять раз меня старше, пусть у неё голова болит. Не одному же мне мучиться.