— То есть?
— Да ты оглядись вокруг! Два человека, спровоцировавших этот кошмар, мертвы — к счастью, налицо неоспоримые случаи самоубийства, но полицейским все равно захочется докопаться до мотивов их добровольной смерти.
Пэрриш задумалась.
— Пожалуй, нам следует признаться в том, что Рон хвастал каким-то новым препаратом в аэрозольной упаковке для ведения химической и биологической войны. Полицейские не обратят внимание на характер изображений большого экрана, посчитают его не более чем уловкой для отвлечения внимания банковских охранников. Открытие Фьюсмита слишком опасно, чтобы о нем узнали посторонние. Можешь себе представить, что необоримое желание властвовать случайно воплотит в жизнь какой-нибудь безумец, овладевший грамматикой Второго Уровня? Нет, пусть меня мучает совесть ученого, требующая обнародовать это выдающееся открытие, однако знание о нем следует уничтожить.
— Но как?
— Я видела своими глазами, как «палм-пайлот» Фьюсмита был раздавлен колесами «скорой помощи», под которую он бросился. Значит, остается лишь тот карманный компьютер, который сейчас лежит у тебя в кармане, и видеокассета из диспетчерской. Надеюсь, ты догадался забрать ее? Отлично! Отдай их мне.
Страйн подчинился просьбе, и Пэрриш разбила «палм-пайлот» о ближайший пожарный гидрант. Затем с помощью Страйна растоптала видеокассету, а обломки выбросила в канализационную решетку.
— Теперь нам нужно срочно заскочить в дом Фьюсмита, прежде чем полиция узнает его адрес, и уничтожить все возможные свидетельства его открытия. И — voila! — мир спасен!
— Ты не хочешь присвоить изобретение Фьюсмита и воспользоваться им?! — изумился Страйн, с неподдельным восхищением глядя на свою спутницу. — Это могло бы принести тебе Нобелевскую премию! Лишь жадность и низость Фьюсмита помешала ему получить заслуженные почести.
— Нет-нет. Я не настолько сильна, чтобы устоять перед искушением. А ты?
Страйн задумался.
— Ну, вообще-то мне хотелось бы кое-что изменить.
— Что именно?
— Отношение одной очаровательной женщины к одному бывшему бейсболисту по имени Стинго Страйн.
— Считай, что для этого не нужно никаких машин и электронных устройств, — улыбнулась Пэрриш. — Ты своего добился.
— Правда?
— Конечно, причем на нужном уровне.
«Seeing Is Believing». Перевод А. Бушуева
КАК ДЕЛА, ТИГРОВАЯ ЛИЛИЯ?
Написание «жесткой научной фантастики» — это вызов, на который я откликаюсь не слишком часто. Дать жизнь новым технологиям, а затем энергично и творчески экстраполировать их воздействие на общество — это, пожалуй, самое главное в научно-фантастических играх разума. Однако, как мне сказал недавно Брюс Стерлинг: «Это чертовски трудная работа!» Создание этого рассказа продвигалось мучительно медленно, с черепашьей скоростью, до тех пор пока я неожиданно не представил себе все последствия изобретения, сделанного Басом Эпплбруком.
Особую гордость у меня вызывает следующее предложение: «Дверь станции «отхоберманилась» настежь». После фразы Роберта Хайнлайна «Дверь существенно расширилась» писатели, работающие в жанре научной фантастики, прилагали немалые усилия, чтобы перещеголять друг друга в подобном сочетании филологической точности и когнитивной отстраненности. Вышеприведенное предложение — аллюзия на использование на последней зимней олимпиаде барьеров Хобермана — позволило мне почувствовать себя автором, вложившим собственный фрагмент в грандиозное мозаичное полотно научной фантастики.
1 Утиный суп
Первый сигнал того, что с его миром творится нечто неладное, Бас Эпплбрук получил за завтраком во вторник, 25 июня 2029 года.
Газета, которую он читал, превратилась в киноэкран.
Из состояния безмятежной мечтательности его вывел газетный заголовок «МЕРКОСУР ФРИТЕР СОВЕРШАЕТ ПРОРЫВ В ОБЛАСТИ СПИНТРОНИКИ!». Бас был настолько ошеломлен увиденным, что расплескал на стол содержимое чашки с питательным коктейлем «Метаномикс плюс». Поверхность стола незамедлительно впитала пролитые капли.
Бросив взгляд на висящие на стене часы — дисплей, сделанный из преобразованной рыбьей чешуи, изменчивая преломляемость которой заменяла древние светодиоды, — дабы убедиться, что его, случаем, не выбросило в какой-то другой временной континуум, Бас попытался представить себе перспективы этого пугающего происшествия.
Сама по себе трансформация газеты не предвещала ничего дурного. Подобное — благодаря протеобумаге — случается по миллиону раз на дню во всех уголках земного шара. А поскольку сам Бас являлся всенародно прославленным и удостоенным всех и всяческих почестей изобретателем этой самой протеобумаги, ему, по идее, совершенно не следовало удивляться способности медийного детища меняться едва ли не на глазах.