— Но тебе это и нравится, — заключила Джеззибелла.
— А? — Капоне отвернулся от окна.
Певичка раскинулась на кровати, завернувшись в неимоверно пушистый белый халат. На голове у нее было намотано полотенце. В одной руке она держала книжечку, другой лениво доставала из коробки рахат-лукум.
— Ты Александр Великий и Джимми Хендрикс в одном флаконе, ты заказываешь музыку.
— Девочка моя, что за хер собачий этот Джимми Хендрикс?
Джеззибелла надула губки над книгой:
— Ой, он из шестидесятых, извини. Музыкант такой был, настоящий зверь, все от него балдели. Я о чем говорила? Не жалуйся на то, что у тебя есть, особенно когда у тебя есть так много. Конечно, поначалу все идет не слава богу — так и бывает. Зато победа будет слаще. Кроме того, а что тебе еще делать? Кто не отдает приказы, тот их исполняет. Сам говорил.
Капоне ухмыльнулся.
— Ага. Ты права.
Но как она догадалась, о чем он думает?
— Пойдешь со мной?
— Это твое шоу, Аль. Я, может, потом схожу искупаюсь.
— Ладно.
Он уже начинал ненавидеть эти чертовы парады. В Сан-Анджелесе все шло прекрасно, но ведь и остальным городам завидно! Сегодня была Юкия, завтра утром ему предстоял Мерсед. Ну и кому это надо? Капоне уже мечтал вернуться на Монтерей и заняться делом.
Зазвонил сделанный из серебра и слоновой кости телефон в изголовье. Джеззибелла сняла трубку и несколько секунд слушала.
— Это здорово, Лерой. Заходи. Ради такой новости Аль уделит тебе десять минут.
— ЧТО?! — одними губами прошептал Капоне.
— Он считает, что решил проблему с деньгами, — объяснила Джеззибелла, положив трубку.
Вошел Лерой Октавиус, таща за собой Сильвано Ричмана. Менеджер сердечно улыбался. Сильвано при виде Капоне слегка просветлел, но на Джеззибеллу не глядел вовсе. Аль спустил ему это завуалированное оскорбление с рук — Сильвано не поднимал шума из-за своей ненависти к неодержанным, а Джеззибелла, похоже, не обижалась.
— Ну, что надумали? — поинтересовался Капоне, когда все расселись по креслам у окна, откуда открывался изумительный вид на бухту.
Лерой гордо выложил на кофейный столик перед собой тонкий черный чемоданчик.
— Я попробовал разобраться, что же такое вообще деньги, Аль, и применить это понимание к нашей нынешней ситуации.
— Деньги — это такая штука, которую ты выжимаешь из других людей, да, Сильвано? — хохотнул Капоне. Лерой снисходительно улыбнулся:
— Почти так, Аль. Деньги, по сути дела, не что иное, как хитрый метод учета, кто кому и сколько должен. Изюминка тут в том, что долги можно взыскивать тысячей разных способов — поэтому и выходит, что бартерная экономика всегда переходит в денежную. Отдельные валюты являются всего лишь мерой некоей всеобщей ценности. Раньше это было золото или земля — что-то, что не теряет в цене со временем. Конфедерация использует для этого энергию, поэтому основной валютой является фьюзеодоллар — его курс привязан к производству гелия-3, а тот продается по фиксированной цене.
Капоне откинулся на спинку кресла, вытащил из воздуха «гавану» и глубоко затянулся.
— Спасибо за урок истории, Лерой. А теперь к делу.
— Не важно, как ведется учет, считаем ли мы старинные монеты и банкноты или кредиты на счете в Юпитерианском банке. Нам надо установить природу самого долга, ту меру, в которую он переводится. В нашем случае ответ так прост, что мне пинка надо дать за то, что не додумался прежде.
— Сейчас тебе точно кто-то пинка даст, Лерой. И очень скоро. Какой долг?
— Энергистический. Плата волшебством. Ты платишь человеку тем, чего он хочет.
— Господи Всевышний, да это бред, — воскликнул Аль. — Какой мне прок в том, что кто-то задолжал мне кусок фокуса, когда я сам чудотворец? Из-за этой нашей способности экономика Новой Калифорнии и накрылась медным тазом.
Ухмылка Лероя стала раздражающе широкой. Капоне не стал заострять — он ощущал, насколько напряженно стройны мысли менеджера. Себя он в собственной правоте точно убедил.
— Ты можешь, Аль, — ответил Лерой. — А я — нет. Это не совсем риторический вопрос, но как ты собираешься платить мне за работу? Конечно, меня удерживает угроза одержания, но ведь от меня вам нужен талант, а одержи меня — и нет его! Но положите мне оклад, и я ваш до конца своих дней. За день работы обещай мне пять минут чудес — прояви для меня хороший костюм или копию «Моны Лизы»; все, чего я ни попрошу. И не обязательно тебе самому расплачиваться со мной за этот день. Я могу принять фишку, или расписку, или еще что и обратиться за своими чудесами к любому одержимому.
Капоне пожевал сигару.
— А ну-ка повтори еще раз, Лерой. Любой козел с твоими шоколадными монетками может явиться ко мне в любое время дня и ночи и потребовать позолоченный сервиз?
— Не в любое время, Аль. Но принцип-то простейший: ты — мне, я — тебе. Все сводится к перераспределению долгов. Не надо переходить на личности. Мы все гадали, как заставить неодержанных работать на одержимых, так вот он, ответ: мы станем платить им, платить тем, чего они захотят!
Капоне покосился на Джеззибеллу, та пожала плечиками.
— Пока что я не вижу подвоха, — заметила она. — Но как ты собрался вести учет, Лерой? Одержимые ведь могут подделать любую валюту.
— Верно. Но мы и не станем ею пользоваться. — Открыв чемоданчик, Октавиус вытащил оттуда маленький процессорный блок, матово-черный, с выгравированным на одной стороне золотым «томпсоном». — Я уже говорил, деньги — это прежде всего учет. Мы станем отслеживать взаимные долги при помощи компьютера. Хочешь, чтобы тебе творили чудеса, — компьютер покажет, сколько тебе положено. И наоборот, если ты одержимый — тебе напомнят, сколько работы тебе полагается от неодержанных. Мы организуем всепланетный банк, Аль, и заведем для каждого счет.
— Я, наверное, ума лишился, раз тебя слушаю. Я? Ты хочешь, чтобы я управлял банком? Первый национальный банк имени Аль Капоне? Господи Иисусе, Лерой!..
Октавиус протянул ему черный процессорный блочок:
— В этом и прелесть, Аль. Организация становится просто незаменимой. Потому что следить за честным соблюдением сделок станут твои солдаты. Под их присмотром пойдут обмен и торговля. Нам уже не придется принуждать и угрожать, как мы это делали при помощи сети СО, во всяком случае, не в таких масштабах. Мы не станем сдерживать экономику налогами, как другие правительства, потому что мы и есть экономика! И ничто не мешает одержимым самим пользоваться той же системой. Есть куча дел, которые не под силу одному одержателю. Это сработает, Аль. Правда сработает.
— Почеши спинку мне, я почешу тебе, — пробормотал Капоне, подозрительно косясь на черный блочок. Лерой отдал процессор ему.
— С этой счетной машинкой Эммет помог? — полюбопытствовал Аль.
Если бы не золотой герб, устройство с таким же успехом могло быть вырезано из куска угля.
— Да, босс, это его работа, и программа учета — тоже. Он говорит, что одержимый сможет вмешаться в работу системы только из вычислительного зала, поэтому он и предлагает разместить ее на Монтерее. Мы уже сделали его штабом Организации, а это только укрепит наше положение.
Аль бросил машинку обратно на стол:
— Ладно, Лерой. Вижу, ты на работе задницу рвал. Так что сделаем вот как: через два дня я собираю на Монтерее всех старших лейтенантов — посмотрим, что скажут они. Если купятся — я обеими руками «за». Что скажешь?
— Звучит неплохо.
— Ты мне по сердцу пришелся, Лерой. Сколько парадов для меня еще организовал?
Октавиус покосился на Джеззибеллу, и та чуть заметно покачала головой.
— Ни одного, Аль. Мерсед последний. Сейчас важнее, чтобы ты побыл на Монтерее, потому что мы готовы перейти к следующей фазе.
— Черт, как я рад это слышать!
Лерой довольно улыбнулся и засунул бухгалтерский блок обратно в чемодан.
— Спасибо, что выслушал, Аль.
Он встал.
— Нет проблем. Я только с Сильвано перемолвлюсь словом, и тогда можете отправляться обратно в космос.
— Хорошо, босс.
— Ну и?.. — поинтересовался Капоне, когда Лерой вышел.
— Это не моя забота, Аль, — ответил Сильвано. — Если хочешь, пусть так оно и будет. Признаюсь, какие-то бабки нам нужны, иначе вся система точно рухнет. Платформами СО людей долго не удержишь.