Добирались они неожиданно трудно. Сначала долго плыли на корабле из Хайфы, потом медленно тащились по Болгарии и Румынии, затем их непонятно зачем несколько дней продержали на границе с Молдавией, отцепив вагоны с израильтянами и загнав их на дальние пути.
Ашер тем не менее был в прекрасном настроении, смеялся: «Вот так вот русские устраивают международные фестивали!» Его не волновали ни сумасшедшие цены на еду (специально для израильтян — десять долларов за скромный обед в ресторане, это где ж такое видано!), ни отсутствие горячей, а иногда и холодной воды, ни враждебно-настороженное отношение властей. Иногда к их вагонам робко пробирались местные евреи, рассматривали невиданных соплеменников: громогласных, смешливых, крепких, не боящихся ни властей, ни кого бы то ни было. Уверенные до наглости ребята и девушки вызывали у местных если не оторопь, то удивление.
Когда их поезд погнали наконец малой скоростью в Москву, Лея всматривалась в окружающие пейзажи, пытаясь пробудить хоть какие-то воспоминания детства — и ничего. Заграница себе и заграница. Может, в Белоруссии было бы иначе, хотя какая разница, собственно, Украина, Молдавия, Белоруссия? Ей было немножко страшно и очень хотелось домой, в кибуц. Дома — мама, которой вот-вот рожать, папа, брат, она бы приходила из армии в конце недели в отпуск, усталая, но гордая, вся семья вокруг нее скакала бы, Ривка бы бежала на кухню за ее любимыми шницелями, а папа — в кибуцный магазин за вкусненьким, потом Хагай давал бы ей кататься на разных машинах, можно было поехать купаться на Кинерет, рухнуть в холодную воду озера — и лежать, лежать, лежать. А не трястись незнамо куда, нарушая законы сразу двух стран. Не кончится это добром, ох, не кончится!
Вообще, чем дальше, тем все меньше нравилась ей идея отправиться в Россию, хотя «представителю серьезной организации» каким-то чудом удалось включить их обоих в состав государственной делегации на VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Надо сказать, ему удалось вообще невозможное: отозвать Лею из армии, где она только-только закончила курс молодого бойца. Причем, командир заверил, что эта «командировка» пойдет в зачет срока службы. Чудеса! Видно и правда, возможности у этой организации были серьезные. Только вот что будет дальше? Как она согласилась на такую авантюру? Но если честно, в глубине души девушка была уверена, что ничего с ней конечно не случится. Просто не может случиться. Везде есть посольства, консульства, везде есть евреи, наконец, так что может случиться с гражданкой суверенного государства, молодой и здоровой? Иногда она про себя добавляла «и симпатичной», хотя в этом была и не очень уверена.
— Как твой русский язык? — спрашивал Лею Ашер еще до отъезда, она пожимала плечами:
— Никак, мне четыре года было. Я и говорить-то толком не могла, не то, что читать. Борька тот был способный очень, он уже в пять лет читал, а я мало что помню.
— Ну не страшно, — смеялся Ашер. — Будем бороться с твоим чудовищным акцентом и выдавать за уроженку Прибалтики. Ты кем хочешь быть — эстонкой или латышкой?
Лея отмахивалась от него, но пыталась вспоминать забытые русские слова и выражения. Что-то всплывало в памяти после неимоверных усилий, но приходилось сначала подбирать эквивалент на иврите, а потом переводить на русский, это было утомительно очень.
— А с английским все в порядке? — не унимался Ашер.
— Конечно, я же еще при мандате приехала!
— О, да, ты же была взрослая леди пяти лет! — хохотал израильтянин.
Лея никак не могла решить, обижаться на него или нет, но, вроде, все это было невинно, так что черт с ним, с балагуром. Во всяком случае, с ним хотя бы не скучно. И вообще, если бы не уродливый шрам, он был бы даже привлекательным. Наглый, правда, неимоверно, даже для израильтянина, которые во всем мире славятся бесцеремонностью и нахальством. Лея и сама за словом в карман не лезла, но с ним как-то терялась, иногда после дружеской пикировки находила остроумный и резкий ответ на его шуточки, но какое это имело значение, потом-то? Зато чувствовала себя с ним в безопасности: он решал все проблемы, всегда находил выход из трудной ситуации, и все это с веселыми огоньками в темных зеленых глазах. В общем, с Ашером ей было и комфортно, и некомфортно. Так тоже бывает.
В Москве их поселили в общежитии сельхозакадемии где-то на задворках. По пути удалось немного рассмотреть город, поразивший размерами и размахом. Такого она еще не видела и даже не представляла, что такое бывает. Недаром Советский Союз называли империей, это был действительно имперский город, чем-то вызывавший восторг, чем-то подавлявший, то ли своей мощью, то ли высотой и суровой красотой зданий. Ашер сразу после заселения куда-то исчез, пропал на пару часов, в течение которых Лея не могла найти себе места. А вдруг он больше не вернется? А вдруг всесильный КГБ его схватил? Правда, не очень было понятно, за что его можно было арестовать, за какую такую провинность, но кого и когда интересовали такие мелочи. Как тут говорится? «Был бы человек, а статья найдется», Ашер предупреждал. И если его арестуют — ей-то что делать? Так что когда Ашер вернулся, она даже обрадовалась. Слава богу.