Такая трактовка древнерусского веча, во–первых, расходится с показаниями источников, а во–вторых, может быть легко опровергнута сравнительно–историческим материалом. Для X в. известий о вече как органе, что–нибудь значащем в общегосударственном масштабе, мы практически не имеем. Князья (великие), согласно летописи, в необходимых случаях совещаются с боярами, дружиной, старцами градскими, старейшинами земли и прочими категориями знати, но не с вечем. Да и позже реальная роль веча предстает не такой, как ее пытается изобразить Фроянов. Да, в некоторых исключительных ситуациях вече (городов) собиралось и в XI в. Например, в 1068 г. после злополучной битвы при Альте, где три Ярославича были разбиты половцами и в страхе и растерянности бежали в свои уделы. Тогда кияне собрались на вече и потребовали вооружить их для борьбы с "погаными". После отказа они вытащили из поруба сидевшего там полоцкого князя Всеслава и провозгласили князем. Здесь мы сталкиваемся с фактом обострения классовой борьбы в особой ситуации, когда народные массы воспользовались вечем. Важно отметить, что существовали лишь веча отдельных городов, не было, да и не могло быть веча общерусского, так как этот реликт народного собрания сохранился от тех времен, когда еще существовали реальные восточнославянские племена. Известно, что и знаменитое новгородское вече на деле выражало интересы новгородского боярства и крупного купечества.
По вопросу о вече целесообразно изучение материала по другим странам, в частности о роли и эволюции народного собрания у германцев в период ранних варварских королевств. У франков V-VI вв. это было собрание свободных воинов, т. е. ограниченной части всего населения государства. Возможно, что такое собрание можно отождествлять с некоторыми оговорками с древнерусской дружиной, но не с вечем русских городов, которое имело иное социальное содержание. Материал по ряду раннеклассовых обществ Передней Азии (Ирану, Армении, Грузии и т. д.) показывает, что и там древнее народное собрание превратилось в период раннего государства в собрание воинов либо в совещание, говоря древнерусской терминологией, "лучших людей" государства. В древнем Иране было "кара" (войско), в Грузии "эри" — с тем же содержанием. В Армении IV в. собирались ашхархажоловы — собрания лучших людей, генетически связанные с древними народными собраниями, в ту пору, разумеется, исчезнувшими. Таким образом, конкретные формы реликтов народных собраний в раннеклассовом обществе могли быть различными, но они уже не были органами народовластия, а представляли своеобразный совещательный орган государя и довольно широких кругов знати.
И еще один вопрос неизбежно встает при изучении формирования государственных институтов Древней Руси. Речь идет о заимствованиях, различного рода влияниях. Были ли они? Думается, в принципе отрицать их нельзя, но нет оснований придавать им сколько–нибудь решающее значение. Прежде всего это относится к сущности, реальному содержанию государственных и правовых институтов, которые возникли на местной славянской основе. Несомненно, однако, что в состав господствующего класса формирующегося раннего Древнерусского государства входили не только представители славянской знати, но и чужеземцы; не случайно среди подписавших договора Олега и Игоря с греками так много неславянских имен, как неславянским является имя ближнего воеводы Святослава Свенельда, ряд "отроков", упоминаемых в летописи в XI в. (Торчин, Угрин и т. д.) и даже в XII в. (Амбал — убийца Андрея Боголюбского). В чем здесь дело? Очевидно, причина в том, что в условиях, когда у славян были еще сильные общинные связи, а также пережитки племенных, князья привлекали в дружину чужеземцев, не связанных с местным населением и потому преданных великому князю.
Немало заимствований в лексике, терминологии, в том числе социальной и политической, что также не случайно. Древняя Русь поддерживала контакты с разными ближними и дальними соседями. Надо только иметь в виду, что эти контакты были разными в разное время. Выше уже шла речь о заимствовании титула "хакан" в IX в. В XI в. он постепенно вышел из употребления, поскольку государство — его носитель (Хазария) — давно сошло с исторической сцены и титул утратил актуальность. Сохранился его русский эквивалент — "великий князь". Неславянскими являются слова "боярин", "богатырь", "тиун", "гридень" и ряд других. Почему–то обычно даже лингвисты ищут большинство таких слов в тюркских языках. Между тем такие термины, как "боярин", "богатырь", имеют явно иранскую этимологию, и если принимать таковую, то речь пойдет не о заимствованиях от пришлых тюрок, а о лексическом и даже общественном наследии древних насельников нашего юга — иранцев Причерноморья, часть которых слилась со славянами и участвовала в этногенезе юго–восточной части русского славянства. К тому же, ведь указанные слова те же тюрки могли взять и, очевидно, взяли у иранцев, которых они оттеснили и частично ассимилировали на огромном пространстве от Алтая до Дуная.
Словарный запас древнерусского языка еще не вполне изучен. Мы все чтим здесь заслуги таких крупных ученых, как И. И. Срезневский, словарь которого остается лучшим справочником по древнерусскому языку. Приведу пример. А. С. Львов оспаривает мнение Срезневского о том, что "вежа" в древнерусском языке — "башня", и доказывает, что оно происходит от глагола везти[12]. Между тем вежа идет из иранских (скифо–сарматских) наречий. Не говоря о том, что известная Белая Вежа на Дону — перевод Саркела (Белая крепость), надо вспомнить, что в современном украинском языке "вежа" — башня. Одним словом, работы и в этой области еще много.
Я очень бегло коснулся некоторых источниковедческих и историографических аспектов древнерусской государственности. Спорных и нерешенных вопросов здесь еще много.