– Давай вытру. – Протянув руку, чтобы стереть спрей с верхней полки, улавливаю ее запах. Сирень. Любимый цветок моей мамы. Оборачиваюсь к Грэйс, улыбаясь, но она стоит в метре от меня и смотрит так, словно я – бешеный пес с пеной у пасти. – Ох, эмм. Извини. Я просто пытался, эээ, помочь, наверно. – Поднимаю руки. Черт, что с ней такое? Хотя, знаете? Мне, вообще-то, плевать. Я возвращаюсь к своему шкафчику, предоставляя ее самой себе.
Проходят часы, пока мы работаем, по два шкафчика за раз, перескакиваем друг через друга, продвигаясь дальше по коридору. К 11:00 моя голова раскалывается, в горле дерет от дезинфектанта. Я снимаю перчатки, швыряю чистящие принадлежности в тележку, иду к туалету, который Боб оставил открытым. Умываюсь холодной водой. Это помогает. Когда возвращаюсь обратно, Грэйс нигде не видно. Я пожимаю плечами. Наверно, тоже в туалет пошла. Вычищаю два шкафчика, потом четыре, но она так и не появляется.
Рюкзак, который она оставила у стены утром, исчез. Если Грэйс сбежала, я на нее пожалуюсь. Возвращаясь к работе, открываю следующий шкафчик и обнаруживаю, что он полон. Громко матерюсь. Так приятно слышать эхо, разнесшееся по пустому коридору. Я делаю это снова. Начинаю доставать книги – учебники на полку, личные вещи – в мусорный бак. Затем вижу имя хозяйки, написанное размашистым, закругленным почерком: Даниэль Харрисон.
Мы с Даниэль вместе ходим на математику. Она не появлялась в школе всю неделю. Слышал, у нее ветрянка.
Ах, черт.
Достаю ее вещи из мусорного бака. Я не могу их выбросить, зная, кому они принадлежат. Наверно, хреново болеть на весенних каникулах – даже хреновей, чем чистить личные шкафчики. Складываю книги, тетради и прочую мелочь на край тележки, потом обрабатываю шкафчик. Дезинфектант полагается оставлять на несколько минут. Когда передвигаюсь к следующему шкафчику, задеваю тележку, и все барахло Даниэль падает на пол. Я даже не утруждаюсь руганью. Это не так уж и весело, когда никто тебя не слышит. Приседаю на корточки, собираю вещи.
Именно в этот момент приступ головокружения практически отправляет меня в нокаут. Хватаюсь за голову, падаю на колени, жду, пока мир не прекратит вращаться. Благодаря тому, что закрываю глаза, меня не выворачивает наизнанку на чистый пол. Мое тело убеждено, будто оно движется на высокой скорости. Дерьмо, это еще хуже, чем карусели в парке аттракционов.
– Ты в порядке?
Я медленно открываю глаза, с облегчением отмечая, что школа перестала раскачиваться. Грэйс стоит примерно в полутора метрах от меня, приподняв брови.
Опять зажмуриваюсь.
– Голова болит. И кружится.
Слышу звук раскрываемой молнии.
– На.
Когда открываю глаза, Грэйс протягивает мне маленький пузырек с обезболивающим. Я беру его с благодарностью, достаю две капсулы и проглатываю, не запивая.
– Спасибо.
Ползу к ряду шкафчиков, прислоняюсь к ним спиной, вытягиваю ноги, массирую пальцами виски. Слышится шелест целлофана.
– Держи. Поешь. А то ты выглядишь неважно. – Грэйс предлагает мне половину сэндвича.
Я моргаю, уставившись на нее, и гадаю, в чем подвох.
Она перемещает вес на одну ногу, склоняет голову набок.
– Ради всего святого, там нет вшей.
Смех вырывается из груди против моей воли. У Грэйс невероятно сексуальный голос. Не визгливый и ноющий, как у подавляющего большинства знакомых мне девушек. Он… ну, он мягкий, но четкий. Проклятье, я уверен только в одном – мне хочется поддерживать разговор, лишь бы слышать ее голос.
– Вши? Ты этот сэндвич во втором классе сделала или типа того? – Я забираю половинку из ее руки, откусываю, и… О, Боже! Я ожидал какую-нибудь девчачью еду – запеченные овощи, ростки люцерны или прочую подобную фигню, но сэндвич оказался с ростбифом, сыром чеддер, и приправлен майонезом. Не сдерживаю стон, потому что вкус восхитительный. – Очень вкусно. – Я вытираю рот рукой.
– Вкусно для сэндвича, сделанного во втором классе, или вкусно в целом?
Возможно, мне кажется, но на долю секунды на губах Грэйс Колье играет едва уловимая улыбка.
– Просто вкусно, и точка. Спасибо. – Я откусываю еще.