Я резко разворачиваюсь кругом, мои волосы взмывают вверх, уверенно иду к мусорным бакам, выбрасываю туда все вместе с подносом. Я не бегу. Не плачу. Держу голову высоко, когда они называют меня шлюхой и шалавой. В коридоре я все еще слышу, как они радостными возгласами поддерживают свидетельские показания Йена.
Полагаю, вердикт вынесен.
Глава 24
Йен
Она не убегает.
Даже под свист и смех, даже когда в нее бросают еду, она не убегает. Я смотрю ей вслед, потираю грудь, где не утихает ощущение жжения, и гадаю, почему Грэйс именно в этот день решила разыграть эту чуткую сцену, черт побери. Проклятье, о чем она думала? Сегодня мне нужно сказать этим парням, моим братьям, что я не смогу играть до конца сезона. Что я, возможно, больше никогда не смогу играть. Они клевые, поэтому они похлопают меня по спине, покачают головами, скажут мне, что это фигово, но на этом все. Жизнь продолжится.
Без меня.
Парни отыграют турнир и отпразднуют свою победу, пока красивые девчонки вроде Эдди и Джесс будут подавать им хлебные палочки и пиццу с фаршированной корочкой. Некоторые из них даже получат стипендии и уедут играть в лакросс в колледжах, а я останусь здесь, на том же самом гребаном месте, лысеющий и с пивным животом. Проклятье, все потеряно, кончено, абсолютно все, даже не получив шанса начаться. Сунув руки в карманы, поворачиваюсь обратно к Заку.
– Ну и ну, Рассел, ты просто полон сюрпризов. – Он встает, силой прокладывает себе путь через стену парней. – Что происходит, черт побери?
– Ничего. Мы неделю мыли личные шкафчики. Мой папа нанял ее сделать кое-какие фотографии, а я ее подвозил. Вот и все.
– Серьезно. – Зак вскидывает брови. – Ты колли об этом сообщил? Потому что она выглядела немного… эээ, удивленно. – Ребята смеются хором.
– Я с этим разобрался, разве не так?
Он кивает.
– Да. Да, думаю, разобрался. – После продолжительного момента тишины, Зак подталкивает меня плечом. – Так что было у доктора вчера?
Я вздыхаю.
– Длинная история. У тебя есть время? – Кивком указываю в сторону заднего выхода.
Пожав плечами, он идет к двери. Когда Джереми поднимается, Зак протягивает руку, останавливая его. Задний выход ведет прямиком на парковку. Зак направляется к пустому месту, садится на бетонный ограничитель и взмахивает рукой.
– Звучит не очень обнадеживающе.
Я остаюсь стоять.
– Эх, – говорю, запустив руки в волосы. – Все… эмм, плохо.
– Ты серьезно? Насколько плохо? – Он наклоняется, чтобы посмотреть прямо на меня.
– Возможно, есть повреждение мозга. Нужно больше исследований. – В горле внезапно образуется ком. Проходит целая минута, прежде чем ко мне возвращается способность говорить. – Не смогу играть до конца учебного года. Может, пропущу турнир. Существует вероятность, что больше вообще никогда играть не буду.
– Господи, Йен.
– Ага.
На улице сыро и тепло. Слишком тепло. Все, что я наговорил Грэйс, грохочет в голове, словно гром, который слышится вдалеке. Когда солнце скрывается за тучами, я кашляю.
– Знаю, ты не хочешь об этом слышать, но я поговорил с ней на прошлой неделе.
Зак понимает, кого я имею в виду под "ней".
– Ай, твою мать, Рассел, когда ты уже закроешь эту гребаную тему?
Я делаю глубокий вдох. Будет больно.
– Ты налажал с этой девчонкой. По-крупному.
Он подскакивает на ноги и приближается ко мне практически вплотную.
– Я налажал? Ты меня разыгрываешь?
– Послушай. Просто послушай.
Зак отходит на несколько шагов, оборачивается, взмахивает рукой.
– Валяй, говори.
– Ей было плохо, старик. Она отключилась, перепила. В ее мыслях это было изнасилованием.
Он пихает меня, отчего я отшатываюсь назад.
– Пошел ты. Я тебя знаю! Если бы ты там был, ты поступил бы точно так же, чувак. Точно так же. Не пытайся впарить мне обратное.
Я игнорирую гнев в его взгляде, потому что под ним вижу страх и тревогу.
– В ее мыслях, – опять повторяю слова, произнесенные ранее.
– Да, я услышал. Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что это просто колоссальное недопонимание. Она думала, что ты ее друг. Она не понимает, почему ты не попытался ей помочь. Или почему ты оставил ее лежать там. Может, все сойдет на нет, если ты извинишься, скажешь, что не знал, как плохо ей было.
Зак прожигает меня злобным взглядом.
– Ты под кайфом? Такие вечеринки устраиваются для того, чтобы там перепихнуться, Рассел. Всем это известно. Почему она не завязала с выпивкой, если чувствовала себя так хреново? Почему она не осталась со своими подружками, если не хотела, чтобы я к ней притрагивался? Извиниться – все равно, что признаться, будто я сделал что-то плохое, а я не делал.