Зак поднял руки. Он ударил игрока достаточно сильно, чтобы отправить его в больницу, и сделал это намеренно.
Выключаю компьютер, оттолкнувшись руками, откатываюсь от стола. Изо рта вырывается ругательство. Что, если Зак сделал то, в чем его обвиняет Грэйс?
Я боюсь ответить на этот вопрос.
Глава 25
Грэйс
Я не сбежала.
Очко в мою пользу, но затем я вспоминаю, что это не игра.
Запираюсь в туалетной кабинке и пишу смс маме.
Грэйс: Пожалуйста, забери меня. Прогуляю остальные уроки.
Мама: Что случилось?
Грэйс: Йен. Предал меня. Паническая атака.
Мама: Хорошо. Через 15 минут подъеду.
Я пытаюсь дышать медленнее, но давление в груди просто непристойное. Вдохни, задержи дыхание, медленно выдохни. Повтори. Сто. Девяносто восемь. Девяносто шесть. Пот выступает вдоль линии роста волос. В животе все сводит. "Это пройдет", – уверяю себя. Пройдет. Девяносто четыре. Девяносто два. Это пройдет.
Наконец-то проходит.
Обратный счет не помогает. Счет вообще не помогает. Почему эти приступы продолжают поражать меня? У Зака МакМэхона наверняка не бывает панических атак. Покидаю свой маленький кокон, расхаживаю туда-сюда по туалету; капли пота стекают по спине между лопаток. Минуту назад мне было холодно. Подхватываю свои вещи и спешу к ближайшему выходу как раз в тот момент, когда небо пронзает раскат грома и начинается дождь. Я не против дождя. Он охлаждает мою покрасневшую кожу. Прячет слезы, упрямо наполняющие глаза, несмотря на то, что я отказываюсь плакать.
Стою под дождем, Бог знает сколько. Наконец-то подъезжает мама.
– Грэйс, ты до нитки промокла.
– Мам, – мой голос надламывается. – Забери меня домой.
– Что он сделал?
– Он... О, Боже, Йен был жесток. Я купила ему ланч, а он... Он не стал к нему притрагиваться. Побоялся, что подцепит венерическое заболевание. – Жжение… Господи, жжение в горле, в глазах невозможно сдержать. Воздух переполняет легкие, но мамин голос, спокойный и тихий, помогает мне выбраться.
– Грэйс, считай и дыши. Давай, милая. У тебя получится.
– Я думала, Йен другой, – выдавливаю из себя слова между судорожными всхлипами, разрывающими меня на части. – Он мне нравился.
– Я знаю. Дыши. Задерживай дыхание. Медленно выдыхай.
Такое ощущение, будто недели проходят, прежде чем мама сворачивает на нашу потрескавшуюся подъездную дорожку. Выцветшая желтая краска на доме напоминает унылый тон рвоты под дождем. Один из водостоков засорился. Вода льется через край, будто Ниагарский водопад.
– Иди, прими горячий душ. Я приготовлю ланч.
Фу. Еда.
Дрожа, торопливо поднимаюсь наверх. Я похожа на зомби из какого-то дешевого фильма. Размытый макияж течет по щекам, капает на руки черными кляксами. Снимаю одежду, бросаю ее в угол комнаты, открываю кран. Проигрываю в памяти все, что случилось сегодня, пересиливая жжение в глазах. От горячей воды боль в теле тает, но рана в сердце кровоточит сильнее.
Какая же я идиотка. Я поверила ему. Поверила в него. Я даже беспокоилась из-за его приступов тошноты и головной боли. Проклятье, он мне нравится. Очень нравится. Как до этого дошло? Я поклялась, что не позволю парню заморочить мне голову, но спустя неделю, всего неделю, Йен поселился там как гребаный паразит. Под потоком воды восстанавливается чувствительность в теле, а вместе с ней появляется боль в сердце, и я тоскую по онемению. До прошлой недели мне нормально жилось без друзей, нормально жилось со всей этой враждебностью. Как вернуться к этому? Как притворяться, что у меня иммунитет к насмешкам, когда они исходят от Йена?
Опаляющее ощущение распространяется не только на глаза, но и в горло; я с усилием сглатываю. Боже, ненавижу плакать. Ненавижу всей душой, и это меня злит. Злость – это хорошо. Со злостью я справиться могу. Выключаю воду, рьяно сушу волосы полотенцем; мысли вертятся вокруг случившегося. Было бы не так паршиво, не так больно, если бы я не понимала, почему он вел себя настолько жестоко сегодня?