– Вы не будете участвовать в субботнем матче. Вас вообще не допустят к игре, пока не предоставите необходимое медицинское заключение от квалифицированного врача. Что же касается вашей вопиющей манеры поведения в отношении преподавателя, вы лишаетесь возможности присоединиться к тренировочному лагерю по лакроссу на следующей неделе. Вы извинитесь перед тренером Бриллом. И вы останетесь на скамейке запасных во время Турнира Лонг-Айленда.
– Нет! – Я вскакиваю. – Да ладно вам, мистер Джордан. Вы не можете наказать всю команду за мою несдержанность.
Он взмахом руки указывает на стул, который я недавно занимал. Сажусь обратно, мысленно пиная себя под задницу и попутно пытаясь придумать, как выкрутиться из сложившейся ситуации.
– Послушайте, я сожалею о том, что сказал. Но команда во мне нуждается. Некоторые из парней оканчивают школу в этом году. Это их последний шанс победить.
– Вы правы, мистер Рассел. – Мистер Джордан складывает пальцы пирамидой, задумывается на мгновение. – Вот что я вам скажу. Со следующей недели начинаются весенние каникулы. Раз уж не будете играть в лакросс со своей командой, возможно, вы согласитесь пожертвовать свое свободное время на наведение порядка в личных ученических шкафчиках на втором этаже? Сотрудников не хватает в связи с сокращением, знаете ли. – Он подмигивает.
Я наклоняюсь вперед. Чистить личные шкафчики? Да я туалеты драить согласен, если мне разрешат играть.
– Вы имеете в виду, если я соглашусь всю неделю мыть шкафчики, то смогу принять участие в турнире?
– По-моему, вполне справедливое соглашение.
– Согласен. Спасибо, сэр.
Мистер Джордан протягивает руку для рукопожатия.
– Освободите свой шкафчик от личных вещей и приходите сюда завтра к восьми утра.
Подождите, что?
– Завтра?
– Да, Йен. Завтра суббота, я знаю. Ты поработаешь завтра, плюс с понедельника по пятницу.
Я вздыхаю.
– Хорошо.
Матерясь и ворча, возвращаюсь в коридор. Проходя мимо миниатюрной девушки, пугаю ее настолько, что она вжимается в свой шкафчик. Шкафчик, который мне, скорее всего, придется освобождать от розовых блокнотов с маленькими сердечками на полях, и… ох, Иисусе… женских принадлежностей, и кто знает чего еще. Не так я планировал провести весенние каникулы. Вообще-то я с нетерпением ждал тренировочного лагеря, где нам целую неделю предстояло оттачивать свои навыки. Полагаю, мало мне проклятого сотрясения в наказание. Когда папа об этом услышит, наверно, заставит меня вымыть все окна в доме вдобавок ко всему. Мне до сих пор приходится отдуваться за машину.
Я оступаюсь. Пока буду придерживаться первоначальной версии, папа не узнает, что произошло на самом деле.
У меня в кармане вибрирует телефон. Я достаю его, снимаю блокировку. Увидев, кто мне звонит вместо того, чтобы прислать сообщение, совершенно не удивляюсь.
– Привет, пап.
– Йен, ты совсем спятил?
Я вздыхаю. Похоже, номер моего отца запрограммирован у мистера Джордана в быстрый набор.
– Нет. Я вспылил и уже извинился. Пустяки.
Практически слышу, как у папы поднимается давление.
– Пустяки? Использовать нецензурную лексику в адрес тренера – человека, от рекомендательного письма которого зависит, получишь ли ты стипендию – это, по-твоему, пустяк? Иисус Х. Христос.
Откуда эта Х взялась вообще? Существует какое-то тайное Евангелие, сокрытое в подвалах Ватикана, в котором говорится, что у Иисуса было второе имя, типа, Хайрам, Хорацио или вроде того? Почему никто не использует полную версию вместо одной Х? Я только к семи годам сообразил, что меня зовут просто Йен, а не Йен Александр Рассел с тремя восклицательными знаками в конце.
– Йен, ты меня слушаешь?
– Эээ, да, пап.
Упс.
– Молодец, сынок. Ты всю неделю будешь вылизывать шкафчики, вместо того, чтобы работать над подачами и пасами. О, кстати, твой повторный прием был назначен на утро вторника, но теперь нам надо его перенести, благодаря твоей неспособности себя контролировать… в который раз.
Решаю не утруждаться напоминанием о том, как он однажды с такой силой захлопнул дверь, что та слетела с петель, потому что дома закончилось молоко. Или о том, как он стукнул по посудомоечной машине, оставив вмятину, потому что тарелки плохо промылись.
– Ладно, пап, я понял. Я напортачил. Я вычищу эти дурацкие шкафчики и извинюсь перед тренером Бриллом еще раз, идет? – Останавливаюсь перед своим шкафчиком, вожусь с замком несколько секунд. Наконец-то его открываю, когда отец заводит очередную календарную лекцию. Уж лучше бы он опубликовал эту хрень. Тогда мы разбогатеем, и мне не придется рисковать мозгом на поле, чтобы получить хотя бы мизерный шанс на стипендию, наряду с другими игроками команды.