Тут он очнулся. Всё вокруг было обычным, и это больше всего удивило Эврара. Он был потрясён до самых глубин души. Он даже не подумал о том, откуда взялось это видение, кто и как его послал, он вообще ничего не думал, лишь попытался прийти в себя от потрясения. Когда ему это в основном удалось, он услышал в своём сознании глубокий низкий голос: «Заходи, поговорим». Он сразу понял, что это голос дракона, и это его уже не удивило. Он лишь уточнил:
— Куда идти?
— Лезь в тоннель.
— Но…
— Ничего не бойся.
Он вскоре вылез через ту дыру, в которой исчезли рыцари, но их здесь не было. А перед ним на груде золота сидел серебристый дракон.
— Куда они исчезли? — спросил Эврар.
— Они не исчезли, — улыбнулся дракон. — Я немного искривил пространство, отправил рыцарей попутешествовать, им это будет полезно. Раньше, чем через неделю они не вернутся, а то и месяц пробродят. Так что у нас будет время обо всём поговорить. Я умираю. У меня осталось только два дела: поговорить с тобой и передать золото принцу.
— Но почему именно со мной? — спросил Эврар, явно напрашиваясь на комплименты.
Дракон решил не отказывать ему в комплиментах:
— Из всех живущих в этом мире людей никто не любил и не любит драконов как ты, Эврар. И никто не понял о драконах так много, вообще не располагая почти никакой достоверной информацией. Твоя любовь к нашей породе сделала твои интуиции провидческими. Честно скажу, что для меня это не менее важно, чем для тебя.
— А башня? Это ты мне её подсунул?
— «Подсунул» — интересное слово, образное, но не совсем точное. Я сделал небольшой пробой между двумя мирами. Эта башня действительно существует, но в другом мире, и там она имеет другое наполнение, а в этом мире башня доступна только тебе, что уж совсем не сложно было организовать. А вот над библиотекой мне пришлось потрудиться. Что-то материализовал, что-то переместил, что-то восстановил буквально из пепла. Впрочем, мне нравилось эти заниматься. Я был очень рад тому, что есть человек, для которого это важно. А картина — автопортрет. Ты не представляешь, как трудно укладывать краски на холст при помощи телекинеза, но я очень старался. А как тебе понравился растущий меч?
— Меч великолепный. Только не потребовался.
— Так я же будущее не вижу. То есть вижу, конечно, но не всегда и не всё. Своим решением стать сапожником ты меня очень удивил. Впрочем, это было хорошее решение.
— Ты меня совсем захвалил. Мне казалось, что драконы говорят с людьми очень высокомерно.
— Высокомерны с людьми только скверные драконы и лишь потому, что совершенно не понимают людей, да и не пытаются понимать. А я всю жизнь пытался понять людей. При этом ты всю жизнь пытался понять драконов. Поэтому мы сейчас и разговариваем.
— Как мне к тебе обращаться?
— Зови меня Эол. Полное моё имя очень длинное, и для человека оно фактически непроизносимо, а «Эол» — один из слогов моего имени. Любимый слог.
— Ветер… Хорошо. А как в моём сознании оказалось это видение?
— Точнее было бы сказать, что твоё сознание оказалось внутри моего. Я впустил тебя в своё сознание и показал то моё воспоминание, которое особенно для меня дорого — как я впервые увидел папу и маму.
— Почему же твои родители первым делом ввергли тебя в огонь и почему ты в нём не сгорел? Мы у себя насмотрелись, как действует драконье пламя.
— Ты знаешь, что такое благодатный огонь?
— Конечно. Он сходит на Пасху в Гробе Господнем. Он совершенно не жжёт, во всяком случае в начале.
— Так вот древние, то есть настоящие драконы испускали благодатный огонь. Это энергии Бога, которые драконы аккумулировали в себе, а потом могли делиться ими с теми, кто ещё далек от способности самостоятельно вбирать в себя энергию Бога. Для маленького дракона, каким я был тогда, это своего рода причастие. Так я впервые стал причастен Богу. Связавшись с бесами, драконы стали изрыгать обычное пламя, поэтому вечно ходят с опалёнными мордами. Приспособились, конечно, на мордах у них стал выделяться кремний, но всё-таки драконобесы каждый раз испытывают боль, изрыгая огонь. Они уже и к боли этой привыкли. Ничего не поделаешь, к адскому огню приходиться привыкать уже на земле.
— А, говорят, ты под Бибриком спалил трёх серых драконов. Если это на самом деле было, то, как это могло быть? Ведь ты не изрыгаешь обычный огонь.
— Это было, — грустно сказал Эол, опустив голову. — Своих последних заблудших братьев я спалил именно благодатным огнём. За несколько столетий симбиоза с бесами их драконья природа уже настолько исказилась, что это были скорее демоны во плоти, чем драконы. Они уже не могли переносить малейшего соприкосновения с энергиями Бога. Благодатный огонь испепелил их быстрее, чем могло бы это сделать обычное пламя.