Именно этого "догадываться" и побоялась, вероятно, редакция "Современника". Можно предположить, что именно ею (по собственной инициативе или по совету цензора) был снят и заменен точками седьмой раздел. Намеки были слишком очевидны, а читатель начала 1860-х годов и в самом деле был "проницательным", хотя и не в том смысле, как характеризовал его в романе Чернышевский.
Обращение к соответствующей (118-й) странице журнала позволяет утверждать, что это место подверглось типографской правке. Избегая переверстки, редакция оставила на стр. 118, кроме двух строк точек, место еще минимум для двух строк, а на двух-трех предыдущих и последующих страницах несколько расширила пробелы. (При этой операции в спешке и "потерялось" обозначение раздела 7-го: после 6-го сразу идет 8-й). На стр. 118 можно поместить на четырех строках до 280 знаков: первоначальный текст седьмого раздела составляет в черновике 580 знаков, но он мог быть в окончательной редакции сокращен и тогда поместился бы на указанном пространстве. {Здесь и в нескольких других случаях я пользовался авторитетной полиграфической консультацией проф. А. Г. Шицгала, которого искренне благодарю за помощь и за советы.} Во всяком случае представляется очень маловероятным, чтобы "пустой" раздел принадлежал самому Чернышевскому.
Разумеется, мы не знаем, в каком виде этот раздел перешел из черновика в окончательный текст, и приходится довольствоваться лишь нам известным. Но даже если это место и подверглось правке, то основная суть его не могла измениться и дает нам право предположительной его интерпретации.
Наиболее значительно отличается черновой текст от журнального в 17 главы четвертой романа. В "Современнике" - полторы страницы, повествующие о том, как "отчасти знакомый, а больше незнакомый собрат по медицине" приехал сообщить, что "один" из его знакомых желает познакомиться с Кирсановым. Этот новый знакомый ("просвещенный муж") затронул в беседе вопрос о вывеске магазина, и в результате "Au bon travail" - магазин, хорошо исполняющий заказы, - был переименован в "A la bonne foi" - добросовестный магазин.
В "Современнике" иронически сообщалось, что Кирсанов приехал домой "очень довольный", но тут же читаем, что эта беседа заставила Веру Павловну и Мерцалову значительно поурезать "крылья своим мечтам", охладить лишний жар, - всякому читателю было ясно, куда и зачем приглашали Кирсанова.
В черновике соответствующее место занимает не менее семи страниц (658-664): в нем подробно повествуется, как сначала в магазин стали наведываться некие "любознательные" посетители, как потом тот же медик пригласил Кирсанова познакомиться с "просвещенным мужем". По-жандармски любезный на первых порах, он начинает вежливый допрос о цели открытого на Невском магазина: мелькают его слова о том, что о магазине ходят "невыгодные слухи", что "само слово travail - это ясно, взято из социалистов, это революционный лозунг". {Формула "Droit au travail" стала особенно популярной со времени появления книги Луи Влана "Le socialisme. Droit au travail" (Paris, 1848): она использована Чернышевским в статье "Кавеньяк" (Современник, 1858, Э 1; Чернышевский, т. V, стр. 15).}
"Просвещенный муж" советует быть осторожнее и т. д. Впрочем, вскоре же следует окрик: "Мы здесь не для ученых споров", "мне с вами некогда спорить".
Но и после перемены вывески на более благонамеренную "внимание, раз обращенное на магазин, не отвратилось", медик продолжал изредка заезжать и советовал Кирсанову быть осторожнее.
Чтобы не оставалось никаких колебаний, о чем и с кем идет разговор, в уста "просвещенного мужа" вкладываются такие слова: "Вот таково прямое изъявление воли, которая должна быть исполнена" (661 - текст и сноска); прибавлять эпитет "высочайшей" не было никакой надобности, контекст был очевиден. {В первой публикации, в сборнике "Н. Г. Чернышевский. 1828-1928" (М., 1928, стр. 23), Н. А. Алексеев эти слова прочитал: "Такова прямая выс воля...". В изданиях 1929 г. чтение несколько уточнено: "Это прямое веление, которое должно быть исполнено" (стр. 373). Для издания 1939 г. текст снова сверялся (об этом - в письме Н. А. Алексеева к Н. М. Чернышевской от 15 февраля 1947 г.) и дано такое чтение: "Вот это вообщ* прямое выражение воли" (XI, 594). В настоящем издании устанавливается наиболее правдоподобное прочтение.}
Не может быть никакого сомнения, что Чернышевский отлично понимал, что это место ни в коем случае не может появиться в печати; Однако - вопреки обычной манере - оно в черновой рукописи осталось незачеркнутым, и это дало Н. А. Алексееву основание предполагать, что смягченный текст "Современника" "скорее всего надо приписать рвению цензора". {См.: Н. Г. Чернышевский... М., 1928, стр. 19.}
Но дело в том, что простым сокращением пространного текста превратить его в журнальный невозможно. Можно, конечно, заподозрить, что после цензурного запрещения в редакции "Современника" создали новый, невинный текст. Но этому противоречит простое сопоставление начальной, цензурно совершенно "невинной" части этого параграфа с черновым текстом. Он не просто переписывался набело, а в ряде мест существенно изменялся: весь отрывок стилистически целен и органичен. Единственный возможный вывод таков: Чернышевский сначала дал себе волю и написал как хотелось, а при перебеливании создал цензурно допустимый текст, но забыл зачеркнуть черновик.
Добавлю, что ничего подобного по резкости и откровенности в журнальном тексте нет. Можно было заметить, что Чернышевский устранял и гораздо менее острые места, которые могли бы дать повод к запрету романа в целом. Во имя целого Чернышевский сознательно шел на сглаживание отдельных резких мест. Критика существующего строя достигалась именно общей направленностью романа; отдельные эпизоды, как бы выразительны они ни были, можно было, по мысли автора, приносить при этом в жертву.
В журнальном тексте (12 главы четвертой) упоминается сын Веры Павловны от Кирсанова (ср. еще 20 главы третьей). У Мерцаловой тоже есть ребенок (глава третья, 30; в черновике - двое детей), сын есть и у Бьюмонтов (глава пятая, 22). Этих мест просто не замечали. {См., впрочем: П. Цитович. Что делали в романе "Что делать?". Изд. 3-е. Одесса, 1879, стр. 47.} Вопрос о детях вызвал в свое время полемику и клеветнические отклики. В мемуарах Фета рассказывается, будто бы Салтыков в беседе с Тургеневым по поводу нового романа на вопрос о детях ответил: "Детей не полагается". {А. Фет. Мои воспоминания, стр. 367-368.} "Дети и подавно отрицаются", - писал Лесков в названной выше статье (стр. 18). В не напечатанной в свое время статье В. П. Боткина и А. А. Фета о романе "Что делать?" тот же ответ ("детей не предполагается") вложен в уста одного из "светильников quasi-нового учения". {Литературное наследство, т. 25-26, стр. 489.} Следует напомнить, что в напечатанном в Э 8 "Современника" за 1863 г. очерке Салтыкова "Как кому угодно" в иронической форме дан ответ на расхожие обывательские представления о безнравственности нигилистов - сторонников нового учения. {См.: П. С. Рейфман. Предполагаются ли дети? - Уч. зап. Тарт. гос. ун-та, 1970, вып. 251, стр. 357-363; см. также примечания В. А. Мыслякова к очерку "Как кому угодно" в кн.: М. Б. Салтыков-Щедрин. Собр. соч., т. VI. М., 1968, стр. 445-446.}