=
7
Установление основного (канонического в старом обозначении) текста романа "Что делать?" должно касаться двух сторон.
Учитывая особые, не имеющие прецедента обстоятельства, в которых печатался роман, текст его должен быть внимательнейшим образом проработан и уточнен. Должны быть устранены очевидные небрежности спешного набора, пунктуация и орфография должны быть приближены к современным нормам, но с учетом особенностей эпохи и словоупотребления Чернышевского. Само собою разумеется, что унификация не должна касаться тех случаев, которые представляют собою индивидуальную речь персонажей. Во всяком случае никогда еще ответственность редактора не была так значительна, как в данном случае.
Эта работа очень трудоемка, но не представляет каких-либо принципиальных трудностей. Для помощи и контроля могут быть привлечены другие автографы Чернышевского, но прежде всего черновик романа.
Другое дело - восстановление цензурных и редакционных купюр.
Начать с того, что мы достоверно не знаем ни одного цензурного вычерка и ни одного места, исправленного редакторами "Современника".
В некоторых случаях мы можем лишь более или менее уверенно говорить о том, что в предвидении цензурных нападок Чернышевский при переписке набело заранее смягчал некоторые места романа. Но фактический цензурный или редакционный вычерк и автоцензура в ожидании цензорской атаки - случаи принципиально различные. Автор в этом случае перерабатывает не только данное место, но приводит в соответствие с ним окружающий его текст. Тем самым восстановление изолированного "острого" места всегда связано с риском нарушения единства авторского замысла. Текст произведения всегда предстоит сознанию писателя - а потом и читателя (исследователь представляет собою его разновидность) - в своей целостности. Эта структура исправлением предполагаемых, цензурно ослабленных мест, неизбежно искажается. Поэтому к их инкорпорированню в основной текст произведения следует подходить максимально осторожно, тем более что мы в сущности никогда не можем с полной уверенностью сказать, почему тот или иной отрывок исправлен: мы сплошь и рядом склонны заподозрить вторжение цензуры там, где на самом деле художественная правка, неотъемлемое право писателя на любом этапе творческой истории его произведения.
Путь восстановления цензурных (или якобы цензурных) автокупюр вообще рискован и чреват опасными последствиями: текстолог может ненароком восстановить из лучших побуждений не подлежащее восстановлению место. При этом такого рода работа всегда оказывается непоследовательной. Ухватившись за более острый вариант, редактор его восстановит, а равноправные, но мелкие варианты останутся при этом незамеченными. Скажем, мы восстанавливаем рассказ о визите Кирсанова в III Отделение, но ни один исследователь не предлагал еще ввести в роман более острый текст, касающийся дамы, у которой Кирсанов составлял каталог, или гораздо более острую характеристику "туза со звездой", которого Лопухов кладет в канаву.
Стать на путь полной реконструкции текста автора, т. е. предстоявшего сознанию писателя полного воплощения его замысла, - задача невозможная, тем более что далеко не все из замыслов находит отражение в вариантах, на которые почти единственно может опираться редактор; многое только мелькало в уме писателя, оставшись не зафиксированным в письменной форме. В итоге перед нами окажется неполноценный текст, состоящий из клочков разного достоинства, все равно не восстанавливающий замысла в его "идеале".
Все такого рода места - материал разделов "Варианты" и "Комментарии". Во втором из них комментатор может высказывать те или другие гипотезы и их обосновывать, воссоздавая творческую историю произведения.
Поэтому ни выделяемый на основании анализа седьмой раздел четвертого сна Веры Павловны, ни более полный текст рассказа Крюковой, ни отрывок о находящемся за границею Рахметове не должны вводиться в основной текст "Что делать?".
Так же обстоит дело и с 17 главы четвертой, содержащим расширенный вариант рассказа о посещении Кирсановым III Отделения. {В. Н. Шульгин почему-то считает, что разговор Кирсанова происходил "не то с шефом жандармов, а вероятнее всего с генерал-губернатором Петербурга кн. Суворовым" (Очерки жизни и творчества Н. Г. Чернышевского, стр. 111). Первое предположение маловероятно: Кирсанова по такому делу принял, конечно, Не шеф жандармов, а более или менее высокопоставленный чиновник; второе Предположение исключается - А. А. Суворов не имел никакого отношения к III Отделению и находился с ним в состоянии постоянной вражды.} Дело в том, что в отличие от других зачеркнутых отрывков это место в черновике не зачеркнуто. Трудно объяснить, в чем могла состоять цель автора, если он сделал это намеренно. Ведь никаких связей с редакцией Чернышевский не имел и предлагать более полный вариант не мог, не мог он и рассчитывать на то, что черновик романа попадет в руки друзей и они, сверяя текст (написанный трудно расшифровываемой криптограммой!), поймут намек автора и будут печатать рассказ в более полной редакции. Очевидно, что перед нами совершенно случайно оставшийся незачеркнутым текст.
Конечно, переписывая роман набело, Чернышевский в чем-то шел на компромисс: иначе роману не суждено было бы появиться в печати. Но именно в таком виде он увидел свет, именно в этой редакции он оказал грандиозное, ни с чем несравнимое воздействие на поколения читателей. Достаточно напомнить слова В. И. Ленина: "Он меня всего глубоко перепахал". {См.: Н. Валентинов. Встречи с В. И. Лениным. Цит. по изданию: В. И. Ленин о литературе и искусстве. Изд. 3-е. М., 1967, стр. 653.}
"С тех пор как завелись типографские станки в России, - писал Г. В. Плеханов, - и вплоть до нашего времени, ни одно печатное произведение не имело такого успеха, как "Что делать?"". {См.: Г. В. Плеханов. Литература и эстетика, т. II. М., 1958, стр. 175.}
По словам Герцена, который был современником, "это - удивительная комментария ко всему, что было в 60-67...". {Письмо к Н. П. Огареву 15/27 августа 1867 г. - В кн.: А. И. Герцен. Собр. соч. в тридцати томах, т. XXIX, кн. 1, стр. 185.}