Выбрать главу
«Этот Полифем жить не может без патриотизма. Без ноги он жить может, а вот без патриотизма у него не получается».
Литераторы должны были бы знать, что вкладывать такие святотатственные слова в уста даже крайне отрицательных героев весьма рискованно и что надо не потешаться по такому поводу, а сказать себе и другим людям: без патриотизма вообще ничего не получится, не напишется без этого возвышающего чувства и хорошая, честная и нужная народу книга!

Наши писатели и прежде не чурались трагедийного решения самой что ни на есть героической темы. В связи с этим в критике не раз уже назывались «Разгром», «Молодая гвардия» А. Фадеева, «Звезда» Э. Казакевича. Герои там погибают, и все-таки от этих произведений веет оптимизмом, окрыляющим и возвышающим душу. Мы — за правду, за правду в полном объеме, за правду, если хотите, жестокую, чтобы из суровой повести о минувшей войне будущие солдаты, нынешние бойцы за коммунизм, черпали то, что помогло бы им стать Матросовыми и Кошевыми, Кожедубами и Покрышкиными в грядущих сражениях, если таковые будут им навязаны!

Победа над фашизмом, одержанная советским народом,— величайшее наше наследие. И мы, и наши дети, и наши внуки и правнуки обязаны перед священной памятью павших беречь это наследие, приобретенное самой дорогой и необратимой ценой — ценой жизни двадцати миллионов наших соотечественников.

Сражение за умы и сердца продолжается. И не нам занимать в этом сражении оборонительные позиции.

Утратив надежду на сокрушение нас силою оружия, наши идеологические противники быстро перестроили свои ряды: наращивая военный потенциал, они вместе с тем делают немалую ставку и на диверсию словом.

Идейная расхлябанность, несобранность у отдельных наших товарищей могут быть использованы и нередко используются недругами нашими. Будем откровенны, по сей день нет-нет да и появятся книги, где их авторы выступают глашатаями какого-то всечеловеческого гуманизма, из чего как бы сами собою вытекают и утверждения, будто всякая война стоит за гранями приемлемого, справедливого. Мы уже говорили о том, что в некоторых произведениях о войне существует сознательное исключение героического начала. Мне думается, нелишне будет напомнить этим авторам известные слова А. М. Горького. 28 июля 1929 года он писал в «Известиях»:

«Я всю жизнь был «пацифистом». Война вызывала у меня только отвращение, стыд за людей и ненависть к зачинщикам массовых убийств, к разрушителям жизни.

Но после той героической войны, которую победоносно провел голодный, босой, полуголый наш рабочий и крестьянин, после того, как рабочий класс, строя новое, свое государство в невероятно трудных условиях, показал и показывает себя умным, талантливым хозяином,— после этого я тоже убедился в неизбежности смертельного боя. И если вспыхнет война против того класса, силами которого я живу и работаю,— я тоже пойду рядовым бойцом в его армию. Пойду не потому, что — знаю: именно она победит, а потому, что великое, справедливое дело рабочего класса Союза Советов — это и мое законное дело, мой долг».

Нам кажется, в этих словах А. М. Горького очень точно сформулирована позиция, на которой только и возможны наши большие творческие победы.

Говоря о военно-патриотической литературе, я не могу не коснуться исторического аспекта в решении темы Великой Отечественной войны.

Отрадно отметить, что в самые последние годы одна за другой появляются и повести, и романы, и военные мемуары, где их авторы в своих художественных и публицистических исследованиях опираются на исторические факты и документы,— это явилось естественной реакцией на обозначившийся было в конце 50-х и начале 60-х годов субъективизм. По этой причине с таким живейшим интересом был встречен роман «Блокада» А. Чаковского, а мемуары маршала Г. К. Жукова и генерала С. М. Штеменко своей популярностью поравнялись с лучшими произведениями художественной прозы.

Если еще несколько лет назад мы могли сетовать на то, что книг мемуарного жанра у нас вообще чрезвычайно мало, наше сетование было тем более понятным, что поверженные нами враги, битые гитлеровские генералы, плодили такого рода литературу в таком множестве, что заполнили ею книжные рынки чуть ли не всего мира; если же к этому прибавить, что эти авторы отнюдь не заинтересованы рисовать объективную картину минувших событий, то наша тоска по советской мемуаристике станет еще более ясной.