Научность подхода к явлениям жизни и литературы, стремление избегать субъективистских поверхностных оценок, попытки активно вмешиваться в процесс развития литературы, влиять на него, а через него и на художественную, идеологическую, нравственную жизнь общества. В советской литературе живут и активно работают критики и литературоведы, которые пристально следят за развитием современной литературы. Книги и статьи А. Метченко, Е. Книпович, А. Овчаренко, В. Перцова, А. Дымшица, Ю. Барабаша, В. Панкова, М. Гуса, A. Иванова, Б. Бурсова, И. Гринберга, B. Сурганова, Л. Фоменко, В. Озерова, М. Лобанова, Б. Соловьева, И. Мотяшова, А. Елкина и многих других продиктованы живым интересом к современной литературе и побуждаемы чувством глубокой ответственности за ее судьбы. В заслугу нашей критике надо отнести и то, что она первая дала решительный бой проповедникам дегероизации, новоявленным апостолам «теории» антигероя, придуманной с далеко не похвальными целями.
На страницах газет и журналов то и дело вспыхивали на протяжении всех этих лет жаркие дискуссии. У всех на памяти споры о традициях и новаторстве, о писателе и его времени, о современном герое, о так называемой молодой прозе, о новых чертах литературы последнего десятилетия, о языке художественного произведения, и совсем уж остро, в наши дни,— о народности и партийности литературы. Одни из этих дискуссий были более, другие менее удачными, третьи вообще на поверку оказались пустопорожними, надуманными, вымученными, идейные вопросы в них отходили на второй план, уступая место проблемам формальным. Взять к примеру все эти споры о физиках и лириках, где в поисках внешних связей между техническим прогрессом и поэтическим новаторством игнорировались связи внутренние, глубинные, лежащие в области общественных отношений, усложнившихся отношений между человеком и природой.
Часто в дискуссиях использовался крайне урезанный список литературных имен и довольно узкий круг произведений. Так образовывалась известная и всем нам осточертевшая пресловутая обойма. За пределами же исследования и обобщения оставались огромные неосвоенные пласты литературы — книги писателей, живущих далеко от Москвы и Ленинграда, а особенно писателей из автономных республик и областей. Хуже того, поставив в фокус критического зрения творчество молодых, часто ошибающихся авторов, сделав их имена шумными, критики, хотели они того или нет, лишили своего внимания огромное число молодых литераторов, которые не допускали ошибок идейно-творческого порядка и не приносили нам столько хлопот, но которые нуждались в такой опеке не в меньшей, если не в большей степени.
Здесь мне хотелось бы обратить ваше внимание на одно весьма важное обстоятельство. Не следует забывать, что в «опыте» нашумевших молодых прозаиков, да и поэтов тоже, может быть особенно поэтов, которых мы без конца «учим» и «воспитываем», некоторые недостаточно зрелые молодые авторы могут увидеть самый короткий путь к славе — не важно какой, лишь бы славе. В этих случаях все мы должны проявлять больше педагогического и всякого иного такта. Критики же — в первую очередь.
Доклад подходит к концу, а мной почти ничего еще не сказано об огромной и важной работе многочисленного отряда писателей-публицистов, хотя нередко иной очерк стоит хорошего романа,— вспомните выступление В. Чивилихина «Земля в беде», привлекшее к себе всеобщее внимание, поднявшее вопросы общегосударственного значения, или очерки Б. Агапова. Мне остается уповать лишь на товарищей, которые в своих речах на съезде и дополнят, да, очевидно, и поправят меня в каких-то моментах. Что же касается публицистики, то скажу лишь вот что.
Мы часто говорим и пишем о вмешательстве публициста в жизнь, но меньше думаем о многооттеночности, сложности этого предмета — «писатель и жизнь», о подлинно диалектическом процессе их взаимосвязей, взаимоотношений и взаимодействий. Созревание замысла любого произведения, накопление материала — это, в сущности, накопление внутреннего напряжения, которое ищет выхода, это концентрация радости сердечной, которой хочется поделиться с людьми, или душевной боли, которую надо снять. Тут активным началом выступает жизнь. Это она награждает писателей тем волнением, без которого наше дело не идет, она усаживает за стол, принуждает побыстрей откликнуться словом на ее зов. И слово писателя, когда это настоящее, хорошее слово, есть его дело, а писательство — наш способ участия в жизни и влияния на нее…