Выбрать главу
А. Коптяевой, «На диком бреге» Б. Полевого, «Белая птица» А. Пантиелева, «Про Клаву Иванову» В. Чивилихина, «Счастья не ищут в одиночку» A. Блинова, «Скудный материк» А. Рекемчука, «Спокойных не будет» А. Андреева, «Сказание о директоре Прончатове» В. Липатова, «Разорванный круг» и «Обретешь в бою» В. Попова, «Наследники» Н. Сизова, «Всем смертям назло…» В. Титова, «Стремнина» М. Бубеннова, «Льды уходят в океан» П. Лебеденко, «Впереди дальняя дорога» В. Старикова, «Путь к себе» Ф. Таурина, «Хозяева» татарского романиста Г. Ахунова, «Последний циклон» П. Халова, «Макук» и «Три брата», повести о рыбаках молодых прозаиков Н. Рыжих и B. Воробьева, хорошо принятые читателями. Этого, к сожалению, не скажешь о романе Г. Владимова «Три минуты молчания», тоже посвященном советским рыбакам. В свое время выступивший с романом «Большая руда», положительно оцененным критикой, в новом своем произведении Г. Владимов как бы изменяет самому себе и на этот раз труд людей показывает как необходимое, но тяжкое бремя. К тому же «Три минуты молчания» изрядно подпорчены излишествами по части жаргона, сквозь который едва продираешься к сути повествования.

Я мог бы назвать еще десяток произведений о рабочем классе. Однако следует с немалой толикой горечи сказать, что произведения эти (даже если мы возьмем лучшие из них) значительно уступают по своему идейно-художественному уровню книгам, написанным ранее и ставшим советской классикой. В чем тут дело? Где причины столь очевидных потерь на таком важном участке нашего литературного фронта? Мне уже приходилось размышлять по этому поводу на страницах «Литературной газеты».

В поисках ответа давайте для начала поставим перед собой еще один вопрос: повысилось ли художественное мастерство наших писателей в сравнении, скажем, с уровнем 20-х, 30-х, 40-х, 50-х годов? Не задумываясь, мы дадим положительный ответ. В самые последние годы у нас появились мастера психологически тонкого письма и в прозе, и в поэзии, есть у нас подлинные мастера художественной детали. Много мастеров. Может быть, даже слишком много. А вот произведений, равных «Тихому Дону», «Поднятой целине», «Чапаеву», «Как закалялась сталь», «Хождению по мукам», «Петру I», «Молодой гвардии», помянутым мною уже «Людям из захолустья», «Танкеру «Дербент», «Цементу», «Журбиным», «Битве в пути»,— таких произведений что-то долгонько не появляется.

Вы можете возразить: такие вещи, как «Тихий Дон», рождаются не каждый день, не каждый год, не каждое даже десятилетие. Верно, не каждое. Но верно и другое: названные выше произведения — а сколько их осталось еще не названными! — появились одно за другим за неполных два десятка лет.

В чем же дело? А не в том ли, что с некоторых пор социальное, гражданское, народное и партийно-классовое начала в нашей литературе, всегда имевшие решающее значение, в творчестве отдельных наших писателей несколько приглушились, стали проявляться не столь страстно и взволнованно, их все чаще стали заменять иные звуки, скорее интимные, камерные, обращенные прежде всего к своему собственному изысканному слуху, к своей утонченно-эстетской душе. При этом тона мажорные, естественно, объявлялись лишними, как бы вне художественного закона.

Теперь-то уж трудно установить, кто из критиков и по какому конкретному произведению о рабочем классе впервые употребил выражение «производственный роман». Находка удивительная по своей емкости и по заключенному в ней уничтожающему смыслу. Ничего не надо доказывать, достаточно сказать — «производственный роман», и книги вместе с ее автором уже нет, они сражены насмерть. Беды бы большой не было, а была бы, очевидно, лишь польза, если бы такого рода микрорецензий удостаивались действительно слабые вещи, вещи иллюстративные. Но мы сами того не заметили, как формуле этой — «производственный роман» — стали придавать все более расширительный смысл. И она уже вторглась в пределы, куда вход ей должен быть напрочь запрещен,— она неизменно присоединялась к произведению, где автор показывал своих героев в процессе труда, то есть делал то, что делали до него большие и даже великие художники слова. Но вдруг это стало почему-то немодным, более того — противоречащим высокому искусству, а «честных производственников» начали даже третировать и высмеивать в стихах. Между тем красота человеческого духа наиболее ярко проявляется именно в труде.