«Ну, точнее, я собирался, но не стал. У меня была программа на музыку Джона Уильямса. Но я напился на банкете после произвольных и лег спать, — Юри заморгал за своими очками и опустил глаза, — Челестино не стал настаивать».
У него был костюм, еще один из моих старых — монохромный, строгий, черный с бело-серебряными вставками, рассекающими спину и бедра, как будто ты убегал от кого-то и порвал штаны. У костюма не было рукавов — только высокий, под самое горло, воротник. Я не любил этот костюм, но Юри он был неожиданно к лицу. Я видел, как, выбирая одежду для Эроса, Юри долго вертел его в руках, и позже отложил — на всякий пожарный.
— Разумеется, — Юри устало улыбнулся. — Нельзя упускать возможности поговорить с Барселоной еще немного.
— Ваше выступление в короткой программе оценили высоко, но достаточно ли этого для вас?
— Я сделал все, что мог, — Юри посмотрел в сторону, где должен был стоять я. Я в этот момент стоял и смотрел выступление Плисецкого. — На данный момент. Но всем нам хочется большего, да? В этом залог роста. Я упустил достаточно времени, устроив себе перерыв в прошлом сезоне, полагаю, дело в этом. Мистер Никифоров считает так же.
— На национальных соревнованиях в Японии вы сделали официальное заявление, что намерены уехать отсюда только с золотом.
— Никто не готовится выигрывать серебро или бронзу, — Юри чуть нахмурился, — по крайней мере, я никогда не слышал о таком. А вы?
— По итогам прошлых этапов шансы ваших противников представляют серьезную угрозу.
— Угрозу представляют не шансы, и мои противники ее не представляют тоже, они отличные ребята, — Юри вдруг блеснул глазами. — Ну, или мой английский меня подводит. У нас еще один день, и я не хотел бы делать прогнозов.
— Музыку для ваших программ выбирал ваш тренер?
— Мы выбирали ее вместе.
— И для показательных выступлений тоже?
— Конечно, — Юри снова улыбнулся. — Это будут «Подмосковные вечера».
Я заржал, как сволочь.
Юри успел дать объемное интервью, пока я наблюдал за тем, как бьют мой рекорд.
Оба события не вызывали у меня никаких эмоций. Юри, судя по записи, не волновался и не переживал за завтрашний день, с этим прекрасно справлялся я сам. Рекорд Плисецкого не вызвал у меня ни зависти, ни ревности, как успели наплести журналисты. Я знал, что это случится.
Я обернулся на дверь душевой — Юри плескался там уже двадцать минут. Я валялся на кровати, дожидаясь своей очереди, и старался не думать, как моя рубашка воняет потом, как выглядят мои волосы и на что похожи брюки.
И не улыбаться.
Юри прижимал ко рту ладони, глядя на программу Отабека.
Юри ахал и цеплял меня за руку, за колено, на каждом прыжке. Как ребенок в театре.
Юри сиял глазами, наблюдая, как Джей-Джей раскланивается в кисс-н-тирз, в ожидании выхода, под стройные речевки фанатов.
К нам пришел запыхавшийся и встрепанный Крис, хлопнул меня по спине и упал рядом.
— Вали за кулисы, — пробормотал я по-французски. — И быстрее. Я тебе потом расскажу, если случится что-то интересное.
Была у Криса забавная одна черта, которую я в нем сначала боялся, а потом оценил, используя в разработке некоторых своих программ и концепций, потому что — почему нет? Каждое катание — откровение, у каждого внутри какой-нибудь свой собственный выебон, и Крис не был исключением.
Крису после каждого проката крайне важно было передернуть или трахнуться. Каждому свое, да? Кто-то катается, потому что больше ничего не может и не умеет, как я. Кто-то катается, потому что умеет все, как Джей-Джей. Кто-то, как Юрка, катается, потому что знает, что нельзя не кататься, когда на тебя свалился такой талант, того и гляди, придавит. Кто-то катается, как Алтын, потому что надо что-то доказать кому-то, завоевать, захватить. Кто-то, как Юри, — потому что всю жизнь смотрел и любовался, мечтая стать частью этого мира. А кто-то — Крис. Крис катался, потому что у него на катание стоял.
— Сам вали. Закидывай Юри на плечо и уходи. Его сейчас съест Юра.
— Подавится.
Тут я не ошибся. Если бы Юрка сейчас сунулся к Юри — он бы себе все зубы пообломал. Сегодня утром я отмолчался и спустил ему почти все, но что-то подсказывало, что именно сегодня вечером Юри бы как раз ему ответил.
Пока Юри просто чуть бледнел и дергал плечом всякий раз, когда Юрка ядовито бормотал:
— Еще очко, которое мог бы взять Хрюша.
Юрка так громко злился, опять непонятно, на что, так злорадствовал, что вот теперь мне стало его жаль. Юри даже не оборачивался, я только видел, как он хмурится.
Крис вздернул брови, обводя всю ложу взглядом, и снова забормотал мне на ухо:
— Восхитительно, ты гляди, они же прямо как мы с тобой.
— Надеюсь, что не прямо так.
— Ты понял, о чем я.
— Ты действительно так сильно меня хотел прибить?
— Согласись, это придает отношениям остроты, — Крис потянулся. У него был забавный вид — как маслом смазанный с ног до головы. И тут я увидел на его шее, у самого края ворота, засос.
Я не стал ничего говорить. Крис улыбнулся мягче. Поправил волосы.
Перед нами Отабек идеально выполнил последний прыжок. Юри захлопал и крикнул что-то по-японски, почти хором с Юркой.
— Они будут нужны друг другу, — Крис держался близко, но на приличном расстоянии, наверное, и его метка его пугала. Я был более чем уверен, что он, наконец-то, нашел и определился, или всегда знал, просто поссорился, а теперь бурно заключил перемирие… Я хотел бы сказать ему, насколько в данный момент рискую я, но не стал.
Я даже не знал, ревнивый ли Юри человек. И как-то не горел желанием проверять.
— Они убьются, чтобы друг друга опрокинуть.
— Юрка ко всем так относится.
— Я не о Юрке. Юри точно так же нуждается в постоянно маячащем над душой противнике. Представь, что с кем-нибудь из них будет, если Юри или Юра решат уйти.
— Эй, я слышу свое имя, — Юрка ощутимо пнул мое кресло. Я повернулся и молча посмотрел на него. Юрка вернул мне взгляд — довольный и одновременно злой. Но ногу убрал.
На экране Отабек обнимал своего тренера.
Юри глянул на нас с Крисом, потом на экран с результатами. Шевельнул губами, подсчитывая.
Крис хлопнул меня по колену и улыбнулся.
Он был чертовски прав. Если бы Юрка не вломился в Хасецу, Юри бы не раскачался так быстро. Если бы Юрка не получил по носу, он бы сейчас не сидел, коронованный мировым рекордом в короткой программе. Если кто-нибудь из них уйдет — это будет как мой уход для Криса. И то Крис еще достойно вел себя — но это же был Крис.
Какого черта кто-то из них вообще куда-то уйдет, с другой стороны? Всем бы так стартовать, как этим двоим. И это я не обольщаюсь насчет своих способностей. Неважно, в конечном счете, кто пнул, важно, как полетит. А полететь оно обещало высоко и быстро.
Ладно. Я гордился. Я безумно гордился.
Юри вел себя… потрясающе. Он отчаянно напоминал мне кого-то, но я не мог понять, кого именно. Юри улыбался, смеялся, он хмурился и кусал губы, глядя, как катаются другие, выругался под нос, когда Леруа начал творить какую-то дичь прямо на катке.
Юри подавался вперед, аплодировал, комментировал все, что происходит на катке. Он схватил мою руку, когда Джей-Джей чуть не упал.
— Что с ним?
Я догадывался, что.
Юри рассказывал мне об этом чувстве сам — когда на тебя смотрит слишком много народу, и слишком многого от тебя ждут, начинает очень медленно, но верно подтекать крыша, которая рухнет в самый неподходящий момент. Такой момент был, когда Юри рыдал на парковке, и, оглядываясь назад, я не мог нарадоваться на то, как тихо все обошлось. Мы выровняли этот момент сравнительно легко.
Иные ведь спиваются, вздергиваются, делают каминг-аут, бьют лица репортерам, садятся на иглу — кому на что фантазии и денег хватит. Когда тебе кажется, что за тобой весь мир, стоит немного пошатнуться — и падает, кажется, тоже весь мир.