Юри, казалось, вообще не волновался. Даже метка успокоилась.
Крис поглядывал на нас издалека вопросительно. Мы не разговаривали больше с короткой программы. Вид у Криса был смешной — слегка обалдевший и потерянный, я никогда не видел его таким раньше. Крис стоял рядом со своим тренером и агентом, переминаясь с ноги на ногу и поправляя волосы. Иногда он рассеянно улыбался. Я долго не мог понять, что не так, а потом до меня вдруг дошло.
Сколько я знал Криса, он всегда вызывал забавное впечатление человека, у которого есть все, что хочется — ну, кроме, разве что, долгожданного золота, которое всегда загребал я, — друзья, сила и красота, и мировая любовь, и любовь к себе, и талант, и вкус, и так до бесконечности. А еще — зияющее одиночество. Крис, купаясь во внимании, оставлял за собой эксклюзивное право на красивое холостяцкое одиночество, такое… элегантное даже. Эта черта нравилась мне в нем больше всего — не неотесанность, не неустроенность, а мудрый эскапизм. Человек, стоящий посреди льда. Наверное, все мы производили такой эффект, но Крису он шел больше прочих.
Который сейчас куда-то делся. Что-то в движениях, в том, как он оглядывался, улыбался, пил воду, показывало - я больше не один.
Крис поймал мой взгляд и поднял брови. Я чуть кивнул.
Юри молча взял у меня из рук коробку салфеток и пару запасных блокираторов — иди, мол.
Когда я оглянулся, Юри искал что-то в телефоне и на меня не смотрел.
Ну и хорошо.
Если я выебывался изо всех сил, показывая ему, что может произойти, почему это должно было означать, что этого не произойдет? Я не обольщался. Я не собирался сдаваться так быстро, но если Юри думал, что эта генеральная репетиция расставания — только для него, то это он явно зря.
Крис прислонился к стене в техническом коридоре и смешно перевел дух. Поднял глаза:
— Это так утомительно, мон дье. Хоть бы предупредил.
— О чем? — я привалился рядом, стараясь не помять пиджак.
— У меня болит спина и задница, — пожаловался Крис. — И шагу в сторону ступить нельзя. Раньше оно просто покалывало — не забывайся, я где-то есть, теперь же… вот я с тобой пошел, а копчик огнем горит! И так постоянно, все время надо думать о моральном облике!
— Ах, вот оно что, — я заржал впервые за несколько дней совершенно искренне и расслабленно. — Колядки. Твой Сэм. Я надеюсь, он не в курсе наших замечательных отношений.
Крис закатил глаза.
— Он в курсе всего, он же со мной много лет работает. А всего-то надо было раздеться разок друг при друге догола!
Я засмеялся. Если бы все так просто решалось, не жизнь была, а песня бы.
— Ты же спишь нагишом!
— Он всегда стучит в дверь, прежде чем зайти в комнату, — Крис смотрел растерянно. Я впервые его таким видел. — Потеряно несколько лет, представляешь? Из-за его долбанных манер! Я мог быть давно счастлив!
— Я сделаю вид, что не оскорбился, — я был раз за Криса. Правда. Хоть у кого-то все в порядке, наконец-то. Крис фыркнул:
— Ничего личного, Вик, я всегда буду тебя помнить и любить.
— Осторожнее с этим, — я предупреждал на полном серьезе. — Не уверен до конца, как эта система работает, но знаю, что за словами тоже следить надо.
Крис помолчал. Потом дернул головой в сторону общей раздевалки:
— У вас что-то случилось.
— У нас случилось… — я потер лицо ладонями, — все. И нам понравилось. Но это мы зря, конечно.
— Ты выглядишь, как человек, который готов на убийство.
— В какой-то мере я готов и на большее.
Я не врал.
— Он не хочет ничего, Крис. Я бы все отдал, а он не возьмет. Он уже благодарен, счастлив, бла-бла-бла. Ему и так хорошо. Мол, он не будет держать, не станет бороться…
— А тебе надо, чтобы он боролся?
— А мне надо, чтобы он взял.
— Зачем? — Крис дернул бровью. Поправил волосы красивым движением. — Возьми сам. Рявкни, пригрози, прикажи. Ты же тренер. Насколько я вижу, именно это срабатывает для него самым сильным триггером.
Я задумался.
Крис был сволочью в основном потому, что у него было просто дьявольское, необъяснимо женское чутье, он интуитивно знал вещи, до которых люди вроде меня могли доходить годами. Но и на старуху бывало — сегодня Крис был неправ.
— Нет. Это же не ролевые игры. Мы на равных, и он хочет уйти, и я не имею права его заставлять. Я могу обмануть, совратить, манипулировать.
— Но?
— Но мне не хочется. Впервые в жизни.
— Не ври, — Крис легко засмеялся, заблестел глазами. — Ты просто хочешь быть хорошим. Не тот момент. Будь плохим. Как так можно? Год вел себя, как скотина, в самый ответственный момент — дашь слабину?
Я молчал. Крис дотянулся и положил подбородок мне на плечо. Заговорил в ухо.
— Красная форма — это, безусловно, отличный ход. Еще у тебя в арсенале привычное звездное обаяние. Распусти перья.
— Я уже ушел с тобой в неизвестном направлении.
— Друг мой, — Крис тяжело вздохнул, опалив щеку дыханием. — Нет ничего более очевидного в этом мире для окружающих, чем френдзона. Даже если мы голыми снимемся для Harperʼs Bazaar. Думай еще.
Мне стало не к месту смешно.
— Я совсем мудак в глазах других, да?
— Тебе так важно знать?
— Не слишком, на самом деле.
— Нет, — Крис прикрыл глаза, — не то чтобы очень. Не в последнее время. У тебя бесконечно влюбленное лицо. Я сейчас, наверное, скажу дикость, но именно сейчас ты просто обязан кататься, вот с таким вот выражением, с такими чувствами, пока они есть.
— «Пока»? — я улыбнулся до ушей. Крис эту мою рожу тоже знал. Он снова тяжело вздохнул:
— Хорошо. Пока ты способен кататься. Юри знает, что говорит. Он у тебя не идиот.
— Ты тоже хорош, — я больше не злился на Криса, я уже был в курсе, что Юри и без посторонней помощи способен вытащить черт-те откуда черт-те какие выводы. — Наговорил ему дерьма.
— Я выразил общее мнение, которое и так на поверхности, — Крис пожал плечами. — Век жертвенной любви прошел, причем очень давно. Ты не знал?
Метку дернуло. Отпустило. Крис мягко улыбался.
— Это просто я поздно проснулся.
— Очень может быть. В этом случае — играйтесь, конечно, кто мы все такие, чтобы советовать? Ты угробил сезон, он оценил это?
— Да, — меня тошнило. — Теперь взамен он уходит из спорта, чтобы меня не отвлекать, а я возвращаюсь.
— Вы меняетесь, — усмехнулся Крис. — Это хорошо. Современно. Потом, через сезон, опять наоборот, да? Ты — коньки на гвоздь, он — на велотренажер?
— Иди в жопу, Крис.
— Мое воспитание не позволяет мне комментировать это. Но мне твоя забота приятна, дорогой.
Я молчал. Крис потрепал меня по волосам и отстранился.
— А может, это он таким образом как раз борется? Бросает все, чтобы ехать за тобой и смотреть на тебя. Прямо как один мой знакомый. А ты вырядился в российскую форму, поешь оды Плисецкому, наверное, уже и программы придумал себе на следующий сезон?
Я все еще молчал. Крис разглядывал мое лицо.
— Советую взять Глорию Гейнор. «Я выживу». И без тебя проживу, негодяй, бросил меня, предпочел не кататься, а свои правила диктовать, ах, какое горе! Смотрите, меня бросили, а я вот жив и здоров!
Я чувствовал, как ребра тянет — так мне хотелось заржать. Или заорать. Но я стоял, лыбился, слушал.
Крис наклонил голову:
— Ты никогда не спрашивал его, почему он вообще катается?
— Потому что… ты был на том интервью!
— Был, приятель. И оно мне очень понравилось. Юри встал на коньки, потому что однажды он увидел тебя на них. Он катался всю жизнь, чтобы кататься, как ты. И, может быть, однажды, кататься с тобой. Или против тебя.
— Но он не хочет…
— Потому что ты зарастаешь жирком на трибунах? Я бы тоже завязал, если бы из-за меня солнце закатилось!