— Я хотел золотую. Так сложно?
Юри глянул по сторонам, на людей вокруг нас, помощи ждал.
Разбежался.
Я вдавил его в бортик, прижался всем телом, поставил руки по бокам от него.
— Я расстроен. Как будешь извиняться?
Юри зажмурился. Густо покраснел, потом открыл глаза. Потом толкнул меня, чуть не уронив, протащил по проходу и усадил у дальней стены — я слышал, как кто-то ахнул и зашептался, как покатилось по полу серебро, тоскливо блеснув ленточкой.
Он уселся, сопя, вцепился в плечи так, что больно стало.
— Я собираюсь соревноваться с тобой. Еще год.
Ух ты.
Ух ты.
Ненавидел я эти моменты — то ли вот вьебать, то ли выебать.
Измордовал он меня, сил нет, до боли, до дрожи под ребрами, неуемной и вечной, затихает временами — но в основном всегда сердце колотится. Как на качелях.
Я подумал — что ж так долго? Что, без пинка никак, совсем никуда?
Я подумал — значит, так мне и надо. Я не подарок, правда же?
Я подумал — так легко не отделаешься.
— Я собираюсь тренировать тебя. Еще год. До золота. Будет сложно, но я вытяну. Наверное. Учитывая то, что твоими конкурентами буду я и Юрио, даю тебе еще лет пять. Уходить будешь пятикратным. Тогда я, может быть, прощу.
Юри посмотрел на меня. Потом кивнул. Потом заплакал.
Программа моя, которую ждал Крис, программа брошенного старпера, откладывалась на неопределенный срок.
Яков помешал остывший чай.
— Да, дела, — крякнул он по-стариковски. — Проблем будет полно, Витя.
— Я знаю, — я перестал улыбаться. — Мне надо, чтобы ты меня поддержал. Я не вытяну один.
— Вон как заговорил, — Яков вдруг хохотнул. — А уезжал с распальцовкой, все сам, нахуй вы мне все нужны, а?
— Я извинюсь. Публично. Завтра, сразу после показательных…
— Да уж спасибо, обойдусь, — Яков глянул на часы. — Значит, решили.
— Спасибо, — я встал и пожал ему руку. Хотел бы прыгнуть на шею, как в детстве, да чувствовал — рано.
Яков постоял, разглядывая меня. Потом выпустил руку.
— Видел, как Юрка за год вытянулся?
— Да, — я от души согласился. Даже странно было, как Юрка не сдал позиции, при таком скачке роста. Хотя, ничего странного. Юрка был из тех, для кого такая проблема, как изменения в теле, была не проблема — так, прыщ.
Яков странно улыбнулся:
— Вот и ты вытянулся, что ли. Не такой стал… дурной.
— Ты ведь так и хотел.
— Да, — Яков надвинул шляпу. — Разве что я бы, конечно, для тебя хорошей бабе больше обрадовался. Скромная, школьная училка там, ну ладно, можно модель или ведущую. Не суслика.
— Где бы я нашел вторую Лилию, дядя Яша?
Яков вдруг потемнел лицом. Нет. Покраснел.
— Лиле, кстати, лучше не попадаться. Она решила, что твой суслик — верх безвкусицы и неуклюжести.
— А ты что думаешь?
— А я тебе кто, сваха? — Яков отвернулся и ушел, бормоча под нос.
Я постоял, потирая кольцо. В кармане дернулся телефон.
«В этом году они делают банкет после показательных. Какая удача. Я сплю, разбуди меня, когда вернешься, пожалуйста, я хочу успеть на ночную тренировку».
Концепция ночных тренировок мне не нравилась от слова «совсем». Но Юри сказал «пожалуйста». Это его «пожалуйста» всегда делало из меня идиота. И крайне хуевого тренера.
Комментарий к 21.
Прошу прощения за перерыв. Спасибо за ожидание.
Автор получает много писем по поводу новой информации о том, что Юри, оказывается, катал показательные на всех этапах. Ребят, я в душе не знала про это все, спасибо большое, но - потрачено(
Ладно, сделаем допущение для АУ, м? Юри показалку не катал, Юри имел про запас микро-черновик этого дела, но воспользоваться ни разу не пришлось, на каждом этапе его что-то отвлекало. Разок он распидорасил башку о заграждение и ушел с подозрением на сотряс. В другой - отдыхал после нервного срыва. В третий - еще что-нибудь. Это же Юри. В Москве он наверняка сразу после произвольной дал по съебам - глянуть на Маккачина.
Как я люблю этот канон, с вылезающей откуда ни возьмись новой инфой, елы-палы.
Плюс есть. Можно нафанонить показательные всем, это хорошо. Вот скажем, Отабек катается под Металлику - Unforgiven. А Крис - Le bien qui fait mal “Моцартов”. Юра - под Across the Stars из “Звездных войн”. Пхичит - тема Муфасы из “Короля Льва”. Леруа - под Feeling Good Нины Симон. То что надо после нервного срыва, нэ?)
Неслучившиеся программы Вити: Seether - Careless Whisper - короткая, The Bluesbones - Believe Me (symphonical ver.) - произвольная. Рекомендую обе.
========== 22. ==========
Never thought youʼd make me perspire,
Never thought Iʼd do you the same,
Never thought Iʼd fill with desire,
Never thought Iʼd feel so ashamed.
— Где еще половина оборота, где выход, куда угловую проебал? Вернись, куда ты ломанулся! Никифоров!
Ей-богу, это грело душу.
Не то чтобы я скучал по русской речи.
Не то чтобы я очень хотел, чтобы меня в семь утра мордой по льду повозили.
Просто Юри говорил, краснея: «В этом столько любви, Виктор, как ты не видишь?»
Я вижу, Юри. Точнее, слышу. Может, немножко чаще, чем хотелось бы, но да, ты в целом прав, любви в этом всем куда больше, чем желания меня бросить в Неву.
Пришлось вернуться.
Сжать зубы и не обложить Якова матом. Мне и так перед ним до пенсии разгребать.
Яков ждал, стоя в центре, руки в боки, на коньках он менялся разительно — куда-то девалась грузность и затихала одышка, оставался громоздкая фигура, которую даже неповоротливой было сложно назвать. Да, большой, но это в плюс к скорости, да, полноват, но это только резкость сглаживало.
Однажды я видел, как Яков пьяным рубится в хоккей, и ладно бы в приставку — на замерзшей Ладоге в Кировске, под Новый Год. Мы выезжали кучкой, я был еще зеленый, Гоша и Мила — еще зеленее, Юрку просто не взяли, он тогда ногу разъебал на юниорских.
Яков накушался и добыл клюшки и шайбу у местных.
Хоть снимай и на Ютуб клади, чтобы американцы боялись.
Американцы, кстати говоря, охуели, на Чемпионат Мира выходили аж четверо. Так можно было только нам.
Наших в одиночном вышло тоже четверо, пресса утверждала, что пятеро — я, Плисецкий, Попович, Гурьяненко — ребеночек Соколовой, — и Юри.
Юри окопался, всеми силами сохраняя за собой право на национальную самобытность, но шутка про русского японца взлетела и носилась в прессе уже пару месяцев.
Вчера я смотрел его интервью в Сикоку — первое место на национальных, второе золото в карьере, потрясающий взгляд в номинации «Я это уже проходил, но от волнения нихуя не помню». Темные глаза в камеру — я сейчас позвоню тебе, Никифоров, только пошлю репортеров подальше, и позвоню. И ты расскажешь мне, почему нельзя так поступать с тройным риттбергером, а я расскажу, куда тебе засунуть свои наставления, чем смазать и с какой частотой заталкивать.
Костюм был хороший. Я прокрутил интервью три раза — раз слушал, два — просто любовался. Рукожоп-оператор на национальных не взял с его выступления крупный план ни разу, лишив японских телезрителей возможности как следует полюбоваться. Черная сетка и алая широкая лента, змеей обмотавшая тело — от шеи до бедер и по ногам. Подгоняли долго, денег вбухали, как в меня. Результат того стоил — Юри как будто был голый, настолько хорошо ткань села. При правильном свете он выглядел, как летящая в темноте лента в руках гимнастки…
— Ноги деревянные! — Яков оглядел меня с макушки до коньков и приложил: — Отдыхать. Двадцать минут. Потом я тебя выебу.
— А потом напишут, что я тебя убил инсультом, — наверное, Лилия вынимала бедному Фельцману всю душу, такой он был злой в эти дни, доставалось всем, больше всего — мне и Гоше, почему-то не Плисецкому. Наверное, Юрка со своей вечной быдлотой резонировал с искренним желанием Якова кого-нибудь покалечить, не физически, так вербально.
С Лилией они сходились после одиозного банкета в Барселоне аж три раза, в ленты новостей наутро попали впервые не фигуристы, а тренеры.