Но этого еще мало для того, чтобы быть великим художником. Можно представить себе великую душу, полную прекрасных страстей и ярких мыслей, но неспособную передать их в образах, словно порван провод, замыкающий ток между душой автора и душой читателя, — можно быть Рафаэлем без рук. Ничего подобного у Некрасова. Его произведения как нельзя больше адекватны его мысли. С самого начала он всем понятен, все его подхватывают, все его прочитывают, все его заучивают наизусть, все его поют… Стихи Некрасова недостаточно гладки. А кто сказал, что гладкость стиха есть непременное достоинство? Кто это доказал, что об ужасах жизни парода надо непременно писать гладкими стихами?.. Разве надо зализывать до степени салонной акварели портреты чудовищной действительности? Какие это пустяки… То, что сам Некрасов принимал за неуклюжесть своего стиха, было поистине только его суровостью».
Подчеркивая исключительную певучесть стихов Некрасова, Луначарский переходит от лирики к эпосу и характеризует его словами: «Некрасов создает типы, которые поселяются в нас раз навсегда. Некрасов дает нам пейзажи непревзойденной убедительности. Некрасов рисует перед нами картины, которые словно стоят перед нами воочию. И он дает это не только как реалист, превосходна, незабвенна и фантастика Некрасова. Достаточно только вспомнить взлет народной фантастики в появлении воеводы Мороза…»
Концовка статьи Луначарского проникнута глубокой эмоциональностью: «Рыдая, грозя, он поднял рыдания и угрозы до степени высокой музыкальной и живописной красоты и ни на минуту их не ослабил… Не принижая ни на минуту ни великих алтарей Пушкина и Лермонтова, ни более скромных, но прекрасных памятников Алексея Толстого, Тютчева, Фета и других, мы все же говорим — нет в русской литературе такого человека, пред которым с любовью и благоговением склонялись бы ниже, чем перед памятью Некрасова».
Некрасов по праву занимает одно из первых мест в русской классической литературе XIX века.
В его вдохновенном творчестве высота художественного уровня гармонически сочеталась с глубиной общественного смысла.
Только поэту огромного таланта было под силу создать столь художественно совершенную форму, какова форма лучших стихотворений Некрасова.
Его язык выразителен и сочен; его стиль ярок и красочен; его образы навсегда врезываются в память, ибо, отличаясь жизненностью и правдивостью, свидетельствуют об умении художника подмечать в окружающей жизни наиболее характерные черты; эти образы нередко перерастают в типы огромного социального захвата. Жизненностью, типичностью, правдивостью отличаются и картины быта, которых так много у Некрасова. Как художник-пейзажист он неизменно проявляет себя великим мастером, природа в его пейзажах, поистине, живет и дышит.
Своей высокой художественностью произведения Некрасова обязаны не только его таланту. Некрасов принадлежал к типу строгих, взыскательных к себе художников слова. Он много и напряженно работал лад формой своих произведений, ибо отчетливо сознавал, что даром ничто не дается.
Некрасов имел право обратиться с таким советом-требованием к своим собратьям по перу, ибо именно так сам работал, о чем свидетельствуют черновики его прозаических и, в особенности, поэтических произведений.
Но Некрасова подлинно великим поэтом сделала не только высокая художественность его стихов. Его величие как поэта не в меньшей степени зависело от того, что в эту художественно совершенную форму он вкладывал необыкновенно глубокое общественное содержание.
На протяжении всего своего творческого пути Некрасов сохранял верность той теме, которая, бесспорно, является самой важной из всех мыслимых тем. Эта тема — народ. В народной революции он видел путь к счастью: