Некоторые мотивы первого сборника Некрасова впоследствии получили развитие в его зрелой лирике. Были в нем отголоски народной поэзии («Пир ведьмы»), были стихи, написанные знакомым некрасовским размером — именно тем, который позднее прочно утвердил в русской поэзии Некрасов. Такова в его первом сборнике «Песня». Вот ее начало:
И в то же время резкие слова Белинского — это и были те самые слова, в которых больше всего нуждался молодой поэт. Критик подошел к его стихам с высокими требованиями, какие он предъявлял к поэзии вообще. Его не могли удовлетворить ни идеальные «мечты», ни самые гармонические «звуки», если за ними не стояла зрелая, мысль, если талант автора не был обращен к насущным вопросам жизни. Белинский видел известные достоинства первых опытов Некрасова (упомянул же он о стихах, «вышедших из души»), но эти достоинства потонули для него в «куче рифмованных строчек», а за ними он видел следы прямых литературных влияний — отзвуки Жуковского и Лермонтова, Подолинского и Бенедиктова.
И надо отдать должное Некрасову: как ни огорчил его суровый приговор «Отечественных записок», он нашел в себе мужество признать его справедливым.
III
ГОДЫ «ЛИТЕРАТУРНОЙ ПОДЕНЩИНЫ»
В начале 1840 года девятнадцатилетний Некрасов I остановился как бы на перепутье. Уже второй год он жил в столице, но жизнь была по-прежнему трудной и безрадостной. Удары судьбы сыпались один за другим.
Сборник стихов, на который он возлагал большие надежды, принес одни неприятности. Мечта о поступлении в университет рухнула окончательно. Резкие слова Белинского в «Отечественных записках» также доставили ему немало огорчений. И вдобавок по-прежнему угнетала нужда. Заработки оставались скудными, хотя он вовсе не сидел сложа руки, а, наоборот, постоянно и неутомимо работал.
— Господи, сколько я работал! — вспоминал о том времени Некрасов в конце жизни. — Уму непостижимо, сколько я работал; полагаю, не преувеличу, если скажу, что в несколько лет исполнил до двухсот печатных листов журнальной работы; принялся за нее почти с первых дней прибытия в Петербург.
Словом, было от чего прийти в уныние. И, несмотря на редкую твердость характера, Некрасов порой готов был упасть духом. Он начал было пить, но успел вовремя остановиться. Иной раз его охватывало гнетущее настроение, мрачная тоска — это заметно в некоторых стихотворениях, где он призывал свой смертный час, и особенно в большом письме к сестре Елизавете, написанном осенью 1840 года, где содержатся горькие жалобы на «пустоту души» и «грусть одиночества». Причем главной причиной пессимизма были, конечно, не житейские трудности сами по себе, а нечто более значительное — разочарование в юношеских мечтах, крушение наивно-романтических, иллюзий, разбившихся о грубую и жестокую действительность.
Он решил отказаться от писания лирических стихов, не принесших ему удачи, и попробовать себя в других жанрах. Возникла потребность постоянного общения с журналом, в котором можно было бы испытать свои силы. На помощь пришел тот же Бенецкий, который однажды уже выручил Некрасова из беды. Бенецкий преподавал в Дворянском полку, и там же читал лекции по русской и всеобщей истории Федор Алексеевич Кони, бывший, кроме того, довольно известным журналистом, редактором журнала «Пантеон русского и всех европейских театров», а также «Литературной газеты». Кони был еще и драматургом, автором многих водевилей, шедших с успехом на сцене («Петербургские квартиры» и др.). Одним словом, он был именно тем человеком, в котором больше всего нуждался теперь Некрасов.
Видимо, в самом начале 1840 года Бенецкий привел его к Федору Кони. Их встретил худощавый человек небольшого роста, в золотых очках, в черном как смоль парике, с черными быстрыми глазами. Он отнесся участливо к молодому литератору и тотчас привлек его к работе в своем журнале. Во всяком случае, в феврале и марте в «Пантеоне» уже был. напечатан (в трех номерах, с продолжением) стихотворный фельетон Некрасова «Провинциальный подъячий в Петербурге», подписанный замысловатым псевдонимом: Феоклист Онуфрич Боб. В этом фельетоне, написанном хлестким, почти разговорным стихом, ощутимы элементы реалистической сатиры — впервые у Некрасова. Весело и задорно изображены здесь петербургские развлечения провинциального чиновника-взяточника. Фельетон был замечен Белинским и даже удостоился его похвалы: забавные куплеты «всем так понравились, — писал критик, — и уже так всем известны, что мы не имеем нужды выписывать их». Чуть позднее Некрасов сделал Феоклиста Боба героем одного из своих водевилей.
Издатель «Пантеона», человек доброжелательный, искренне хотел помочь Некрасову и для начала напечатал несколько его стихотворений, написанных в прежнем романтическом духе («Мелодия», «Слезы разлуки», «Скорбь и слезы» и др.). Тогда же он поддержал намерение нового сотрудника испытать свои силы в прозе, а может быть, и натолкнул его на эту мысль.
— Но я никогда не пробовал и не знаю, о чем писать, — колебался Некрасов.
— А вы попробуйте на первый раз рассказать какой-нибудь случай, известный вам из жизни, — говорил Кони.
Некрасов попробовал, и вскоре на страницах того же «Пантеона» появился первый его опыт — повесть из чиновничьей жизни «Макар Осипович Случайный». Под нею стояла подпись, которая затем приобрела довольно широкую известность, — Н. Перепельский. Современники утверждали, что в основе повести лежала действительная история, известная в свое время в Петербурге. История состояла в том, что один крупный чиновник, генерал, грубо обошелся с бедным, но способным молодым человеком, хлопотавшим о получении места в канцелярии. Затем обстоятельства меняются: генерал выходит из милости начальства, а молодой человек, наоборот, становится «правой рукой» некоего князя и получает возможность отомстить генералу, отставленному от дел.
Излагая эту историю, Некрасов отдал дань читательским вкусам того времени: он пытался осложнить действие двойной любовной интригой, введением маскарадных сцен и т. д. В повести заметен недостаток литературного опыта, некоторые эпизоды страдают отсутствием художественной убедительности. Но есть в ней и немало интересного, и прежде всего интересен образ главного героя. Вначале мы находим рассуждение автора о людях «случайных, ставших по заслугам или иначе на видную степень», приблизившихся к знати с помощью ловкости, а не «породы». Это рассуждение объясняет не совсем обычную фамилию героя и придает ему некоторый обобщенный смысл. Автор как бы обличает в его лице выскочек, добившихся «степеней известных» не по заслугам, а «иначе», то есть различными темными путями. Мы узнаем, как Макар Случайный, сын бедного священника в Малороссии, постепенно продвигался по служебной лестнице, как он сделался где-то полицмейстером, затем упрочил свое положение выгодной спекуляцией — женитьбой на купчихе.
Первое сочинение в прозе положило начало целому периоду в жизни Некрасова, когда он, почти оставив стихи, занялся рассказами, повестями, позднее романами; одновременно он писал водевили.
После повести о Макаре Случайном Некрасов напечатал в том же «Пантеоне» второй рассказ — «Без вести пропавший пиита» (1840). Он был написан также не без влияния Федора Кони, посоветовавшего начинающему литератору на этот раз описать себя, свое недавнее положение. Он так и поступил — рассказал о бедствиях молодого человека, приехавшего из провинции и мечтающего о своем высоком призвании.
В потоке ранней некрасовской прозы, о которой он сам впоследствии говорил с некоторым смущением, были и рассказы чисто литературного происхождения, имевшие целью развлечь невзыскательного читателя, падкого на любовную интригу, романтические преувеличения, оглушительные эпитеты. В таких рассказах («Певица», «В Сардинии») фигурируют честные графы и коварные бароны, ослепительные красавицы и гордые феодалы, черные кудри, «дикий огонь» глаз и «нега страсти»; действие происходит под небом южных стран, в которых никогда не приходилось бывать автору; свои сведения об этих странах он черпал из посредственной беллетристики.