Выбрать главу

Вместе с ним стоять остались двое. Точнее, полтора. Один из оппозиционеров был из Живых и сейчас, превознемогая холод, пытался нажать на спусковой крючок уже вскинутой и нацеленной базуки.

Стиша Живой не была, но один из приборов, который она, тяжело дыша, прижимала к себе, видимо, работал как дефлектор. Стиша сгорела только до пояса.

В этот момент живому удалось нажать на спуск, и улыбчивая морда Барлога взорвалась праздничной тыквой с будничной гранатой внутри.

Безголовое тело недолго простояло без движения. Слепо шарящая рука нащупала переключатель "термоса". Щелчок.

Стиша, не тратя времени на сборку ног, бочком покатилась в сторону продолжавших фехтовать Врагов.

- Ты стрелял? - спросила отросшая морда Барлога у насмерть перепуганного, но все еще Живого оппозиционера.

- В детстве я часто болел головой! - совершил Майк очередной бесполезный выпад. С этими шпагами надо было заканчивать. Бессмысленная трата времени. - Поэтому мне известно, что если сумасшедшему назвать хоть один факт, который не укладывается в его теорию, то это может послужить отличным поводом к выздоровлению! Поэтому я повторяю вопрос: зачем тебе ребенок?

- Мы в шаге от смысла! - мягко улыбнулся Враг. - Первый раз меня рожала Живая мать. Милая, очень религиозная женщина. А когда мне было три месяца и я впервые спросил ее о смысле жизни... Она искренне считала меня исчадьем Ада. Поэтому умерла сама и забрала с собой меня. Отец воскрешал нас обоих раза три, или четыре, точно не помню. Потом он ее отпустил. А меня оставил.

- Ребенок тебе зачем?

- Ты же сам только что спрашивал меня о смысле смерти твоих детей! Я умер! Слышишь? Умер я! А мертвому, мне нечем было расплатиться с тем самым бизнесменом, о котором я тебе уже рассказывал! У меня было только тело, души не было. Теперь есть. Это ведь пустой тело с тобой разговаривает. Всего себя я скопировал в ребенка, еще до родов. Незадолго до родов. Больше я ничего не скажу. Нам пора.

Вместе с этими словами на плечо Майку лег холодный клинок.

Барлог не обратил на безногую Стишу никакого внимания. Основная его работа закончилась и можно было поразвлечься. Сейчас он втирал в грязную крышу несчастного оппозиционера с базукой, теперь замещающей функцию позвоночника.

- Ты выбрал не того врага, подонок! - Стиша смотрелась почти смешно, без ног, со своей неизменной коробочкой, собранной из радиотехнического мусора.

- Не порти себе карьеру, девочка моя! - повернулся к ней Последний, снимая клинок с МакЛохлановского плеча. - Если я и тебя заберу с собой, то на кого мне оставить этот прекрасный мир?

- Еще только шаг! - нацелила Стиша свою коробочку. - Код перезагрузки я подобрала и без твоей помощи!

- И чего ты добьешься? - остановился Последний. - Мне в этом мире остались секунды! Нажми на свою кнопку! И, знаешь, что произойдет? Твой любимый опытный кролик рассыплется на молекулы! - указал он пальцем на Майкла.

- Майкл! Уходи! Прыгай с крыши! - кричала Стиша.

- Это не поможет! - злорадствовал Последний. - Мы слишком крепко связаны! А мне в этом теле осталось несколько секунд! Я ухожу отсюда!

Последний Президент все ближе приближалась к Стише. Струна недоверия лопнула.

- На-жи-май! - крик слишком долго тянулся изо рта МакЛохлана.

Странно слышать собственный голос, со стороны. Враг, неторопливой походкой прогуливающегося человека, приближался к Стише.

С такой же неторопливостью пролилась на крышу черная смола, которая только что была телом Врага. Стиша успела нажать на кнопку.

Сначала Майкл почувствовал головную боль. Ту самую, с которой начиналась его опухоль в мозгу. Потом пришла другая боль. Она была незнакома МакЛохлану, но, возможно, так болит пролежень. Потом подломилась нога. Та самая, сломанная в мусоровозе, контейнером с останками старшего Киллголейма. В следующую секунду все кости вспомнили о том, сколько раз Майкл падал с большой высоты.

Медузам больно умирать на берегу.

А Стиша еще и затянула этот процесс. Воткнула на полную мощность один из своих многочисленных приборов и лужа, по фамилии МакЛохлан, зачем-то прекратила расползаться.

- Мы сделали его, Майк! Мы покончили с этой тварью! - шептала Стиша, нажимая на кнопки.

- Отпусти меня! Меня недавно благословили... - Майк не слышал собственного голоса. Какой голос у лужи.

- Я ненадолго смещу тебя, а пока тебя не будет, я поправлю тело! Куда ты хочешь?

- Я не хочу тело... - МакЛохлан просто закрыл глаза.

Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Настолько жестокие приступы случались с ним всего раза два и без наркотиков не проходили. Боль была такая, что отнималась вся правая половина тела, а левую били судороги. Пожаловаться было некому.

А может, и было. В стенку гроба тихо, но очень настойчиво стучались снаружи.

- Майки! - какой знакомый голос. - Майки, выходи, ты уже достаточно нас напугал.

Он резко сел, ударившись головой об открывающуюся крышку.

- Не бойся нас, Майкл! - вокруг гробика стояли психотерапевты, заплаканная мама, священник. - Ты уже проснулся! Тебя больше не заставят ложиться в гроб. Мы их всех уволили!

- Дайте мне спокойно умереть! - почти равнодушно заявил МакЛохлан непривычно тонким голосом, лег обратно и хлопнул крышкой.

- Миссис МакЛохлан, если вы не будете впадать в истерику, мы решим все проблемы. Ваш ребенок сможет бесплатно посещать подростковую группу. Мы все уладим!

- Я подам на вас в суд!

- А нам тогда придется предать огласке факты вашего жестокого обращения с ребенком. Вы помните, почему вы его сюда привели?

От головной боли и нехватки воздуха Майкл потерял сознание.

Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Настолько жестокие приступы...

- Стиша, отпусти меня! Мне дали тело не для того, чтобы я за него цеплялся...

- Майкл! Не уходи! Я же не могу сделать ничего против твоего желания! Ты должен захотеть куда-нибудь сместиться! Вперед, назад, вправо, влево! Я все могу! Дай мне тебя вернуть!

- Не хо-чу.

- Я ведь уже смещала тебя в будущее? Ты ведь был там?! Ты и сам знаешь, что я не дам тебе умереть? Тогда, в автобусе, я переносила тебя в будущее, ты помнишь? Мы ведь победили этого урода! Раз и навсегда победили! Что теперь может произойти в этом мире плохого? Не уходи! Не сопротивляйся, пожалуйста! Не надо!

Она сама закрыла МакЛохлану глаза.

Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Она раскалывалась. Каждый звук отдавался невиданным приступом бесчеловечной боли. А звуков было много.

Изломанный Патрик в столбик писал скрипучим белым мелом по гулкой черной доске:

Я слишком близко подошел к заоблачной тиши

И вот сижу, наедине с крестом поваленным.

Дышу. Но нет души

И малыши, смеясь, играют с черепом оскаленным.

Я жду.

Хоть шороха с небес,

Хоть звука, знака о прощенье,

За то, что я уже воскрес,

Хоть миг былого просветленья...

В тени упавшего креста

Нет ни прощенья,

Ни отмщенья.

Лишь темнота

И пустота.

Цена полета.

И паденья.

А может и не Патрик. Это такая черная доска, на ее фоне...

Проснулся он оттого, что голова не просто болела. Он знал, что в этой боли виновата вот эта женщина, безо всякого повода улыбающаяся всеми зубами. Смеется через нехарактерные для мертвых трупов слезы. Крупные, горячие, соленые.

- Дедушка, он хочет уйти!

- Отпусти его внученька. Он ведь не из душепродавцев. О нем найдется кому позаботиться. Ждут его. Не ждут, так Пелен примет. Отпусти, милая. Не гневи бога. Закрой глаза и дай покою.

Проснулся он почти без боли.

- М-мама?