– С момента высадки, ваш высокобродь!
– Чем прославился?
– Э... Да ходил вокруг. Местным говорил, чтобы не воровали, если прибегали. Тащат все, что плохо лежит. Ну и разрешают у патрулей собак кормить. Они ко мне привычны.
– Ясно... Половой, одним словом... Значит так, служивые. Здесь разнос за бардак и неподобающий внешний вид я делать не стану. Не хочу армию перед соседями позорить. А вот дома мы поговорим... Вахмистр!
– Я, ваше высокоблагородие!
– Похоже, ты один из них только службу знаешь. Поэтому – про грузовики не забывай. Сейчас – убери их с глаз долой. А я поеду к местному командованию. Надо о будущем взаимодействии договариваться.
Когда оба грузовика упылили дальше по улице, Макаров смахнул пот и поблагодарил Кизиму:
– Спасибо, Анисий Лазаревич, что с утра подсказал Кусаку подальше отослать. Не удержалась бы, цапнула благородие за задницу. Опозорили бы перед комрадами.
– Это точно. Ладно, братцы. Задачи до вечера всем нарезаны, так что разбежались. И чтобы близко с деревней никого не было. Я тут погуляю, вдруг начальству еще что понадобится. А тебе, Сергий, отдельная просьба. Там у летающей штуки тебя спрашивали, что-то обсудить насчет будущего полета хотели. Ты сходи, но на виду шибко не маячь. Мнится мне, что господин майор обязательно захочет диковинку посмотреть.
– Не дурак, понял.
– Раз ты понял и другие сообразили, то – вольно! Разойдись!
Вечером трое будущих “послов” собрались рядом с серебристой гондолой дирижабля. Вылет назначен на раннее утро, можно как раз перед дальней дорогой обсудить оставшиеся детали.
– Что там с благородием, Анисий Лазаревич?
– Ляпнешь где-нибудь по-привычке, Сергий, язык и укоротят. Вместе с головой.
– А мне о голове заботиться уже поздно. Правда, Герасим?
Горбун помешал варево в котелке и мрачно покосился на громаду над головой:
– Точно эта штука огня не боится?
– Точно. Туда специальный газ запихали, который не взрывается. Лучше скажи, нас дома ждут?
– А как же. И тебя. И ефрейтора нашего. Меня – так в особенности, – сняв пробу, монах начал раскладывать кашу по тарелкам. – Не поленились, письмо от духовника прислали. Слезно просит не сгинуть где-нибудь в песках Африканских, домой добраться. Пообщаться желает, просто страсть как.
Взяв свою порцию, Макаров усмехнулся:
– Вот поэтому про длинный язык поздно жаловаться. После веселья, что мы учудили, проще пари заключать: нас сначала на плахе по кусочкам разберут или перед этим на костре поджарят... Ты-то что мрачный такой? Вроде уехало начальство, не стало на диковинку любоваться.
– Начальство уехало, проблемы остались. Вас, лапотников, домой потихоньку отправят. Особенно тех, кто здесь ночью по костям бегал. А мне роту под командование принимать. Из пластунов, добровольцев из казачества.
Задумчиво съев половину, Макаров помотал головой:
– Что-то у меня не укладывается. Ты же вахмистр, Анисий Лазаревич. А на роту – офицерский патент положен и капитанский чин. Что же, тебя через кучу ступеней и сразу до есаула?
– Выходит, что так. Приказом Его Императорского Величества.
– Занятно. Наверное, я что-то не до конца знаю.
– Мал ты еще, все знать... – Отщипнув кусочек душистого хлеба, который уже начали выпекать фольксдойчи, казак решил все же объяснить: – Я с болгарских волнений сотником домой вернулся. Самый молодой сотник в станице. Многим это из больших семей не понравилось. Начали зажимать, пытались все в спину шипеть, что зря геройствовал и людей под чужие пули ради выгоды подставлял. Съехал я в город. Потом еще разное было. Когда кинули клич в Африку идти, дома ничего не держало. Записался добровольцем, хоть рядовым был готов сюда. Но – звание все же дали. Урядника постеснялись, а вахмистра получил. Воевал справно, это вы знаете. И вот когда среди станичников месяц назад клич бросили, мое имя снова всплыло. Те, кто против что-то говорил, притихли. Сынков-то не отправили в пески, хоть царь-батюшка и просил. Поэтому собрались атаманы с Новочеркасска, Ставрополья и Екатеринодара, да и решили – дать мне жезл походного есаула. А это – рота под меня, как минимум. И не просто рота, а казачья, из лучших бойцов.
– Так война вроде как и закончилась?
– Не совсем, Сергий. Ну и мысль на верхах занятная родилась. На югах всегда народ волю любил. И за свободу свою легко мог на какую заматню подняться. Поэтому Иван наш, свет Романович, с германским соседом договорился. Эта часть, что на восток тянется, будет в качестве кордона. Как испокон веков на Руси было. И порубежниками казаки осядут. Станицы здесь поставим, будем границу патрулировать, крепостицы отстроим. Дорога через нас до Индийского океана пойдет. С севера – поселенцы, с запада фон Шольц, дальше еще кто-то из комрадов осядет. Места много, просторы – взглядом не охватить. Под это дело и кудесников поближе пришлют, чтобы тут не песок один ветром гоняло, а землицу поднять и возделывать, как деды и прадеды поступали. И всем хорошо. Кому на Руси дышать трудно, сюда переберется. Там порядок, как положено. И здесь силушку богатырскую можешь приложить вволю. Работников набрать из дикарей, чтобы помогали скот пасти и хлебушек выращивать. Да на юг похаживать, смотреть, чем там люди живут... Мне за это – сход атаманскую булаву после завершения войны обещал. И казачков в две сотни на первое время... Вот об этом бумаги господин майор и привез. Морщился, словно больной зуб драл. Хотя, ему тоже неплохо. Он мне дела передаст, еще месяц посидит для приличия – и назад. Ему уже повышение пообещали и орденок за храбрость. Вы контракт отмучаетесь и тоже домой. А я здесь останусь.