Повернувшись к карте города на стене, Захаров уточнил:
— Когда точно откроются, известно?
— Послезавтра поутру. Район у нас купеческий в основном, да еще ашкенази. Вряд ли они побегут в добровольцы толпами записываться. Но внимание обрати все равно. Вон, у Куличевского целых три пункта открывают в слободе. Наверное, рад будет бузотеров спровадить. А кто работать останется — об этом никто и не задумывается… Цены опять на извоз поползут, на истопников и дворников… Эх-ма, что же пшекам с заграничными обалдуями мирно не сидится. Не палили бы в императоров, может и не стали бы Африку воевать.
Еще раз вздохнув, урядник снова уставился на газетный лист:
«Божей милостию, мы, Иван Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Ханьский, Царь Сибирский и прочая, прочая, объявляем всем нашим верным подданным:
Великие горести и голод братского германского народа переполнили великой и тяжкой скорбью сердце наше. Принимая во внимание долгие добрососедские отношения, не можем мы и народ наш отвернуться от соседа в беде великой. Поэтому после встреч с Императором Германским и Государственной Думой, принято решение оказать всю возможную помощь, какую только можем выделить из закромов наших. А именно»…
И дальше, дальше. Про поставки хлеба и мяса. Про солонину и скот, закупленный в Закаспийске и Тургайских степях. И про рис, эшелонами перевозимый из Чжунго. Не поскупились, открыли Манжурьские склады, со скидкой продали за пока еще не озвученные будущие преференции в торговле.
Но главное — в императорском манифесте объявлен набор добровольческих полков из желающих поучаствовать в походе на объятые войной северные земли Африканские. Алжиро-Ливийский союз племен обратился к Египту, а тот уже попросил оказать поддержку Вильгельма Пятого. Российская Империя, со своей стороны, предоставляет военный флот для защиты торговых караванов и волентиров, кто без принуждения готов рискнуть головой в чужеземных далях. До десяти рублей месячный оклад, обмундирование за счет государства и бесплатный проезд в Африку и обратно.
Разумеется, брать кого попало вряд ли станут. Нужно будет на призывном пункте доказать свою востребованность в будущем походе. Но страну в любом случае изрядно тряхнет. Сначала эта заматня с покушением. Сейчас — манифест. И чем это все закончится — одному богу известно.
— Да, Аристарх. Поверь моему опыту, хлебнем мы еще с попуасами лиха. И если германцев понять можно, они с голодухи хоть на хунгузов войной пойдут. А вот в чем наша выгода, я пока понять не могу. Никак не могу… Лишь мыслю, что повезет нам, если драка в большую войну не перерастет. Потому что кровью и порохом в воздухе воняет уже без меры…
Глава 12
Двадцать девятое мая. После вчерашней грозы дышится легко. Город умыт, свежая зелень вокруг, липкая духота еще не успела навалиться на Великий Новгород. Хочется присесть на чугунную скамью, полюбоваться на фланирующую по набережной публику и сказать самому себе: «А ведь жить-то — хорошо!».
Но особенно хорошо тем, кто закончил работу. Шабашники выстроились в очередь к столу, за которым гордо восседает Касьян и хозяин стройки — Лавр Макарович Асеев. Купец, старшего сына на промышленника выучил. Сам же владеет сотней лабазов по всей Империи и открывает второй торговый дом в столице. Серьезный господин, не чета новоявленным выскочкам на модных лимузинах. Лавр Макарович — миллионер старой закалки. И не гнушается с хорошими работниками парой слов переброситься и руку пожать, поблагодарив за отличный результат. Вон, дом готов распахнуть двери хоть завтра. И внутренний двор закончили, широкими плитами замостили. Времянки к вечеру разберут и вывезут, а бригада получает деньги и собирается домой с оказией. Грузовой состав пришел с Белозерска, товары для германцев сгрузил и к полуночи назад. Агафон уже договорился, с премиальных оплатил проезд. Поэтому тюфяки с соломой на подводах уже отправили, чтобы бока на голом полу не отлеживать. Зато к утру дома все будут. И даже загулять не успеют. Городовой специально ради этого в гости заглянул и ушел довольным: когда строители завершение контракта отмечают, многих потом приходится в холодной дня три держать, чтобы в чувство вернуть. А так — голова будет болеть теперь у других, подальше от столицы.
Сергий стоял в конце очереди. Намекнули утром, что торопиться не нужно. Покрутив в голове прошедшую неделю, парень не нашел каких-либо серьезных промахов и не стал зря ломать голову о причинах полученного совета. Видимо, у старших свои резоны. Хотя по возрасту ему получать положено одному из первых. Но — сказано, сделаем. Вот и переминался с ноги на ногу, жмурился на яркие солнечные лучи, вдыхал напоенный ароматами воздух. Когда же подошла его очередь, глянул на каллиграфически прописанную цепочку цифр и замер: