Там было еще. Много чего. Почерк был детским, но ее словарный запас был потрясающим, и этот небольшой некролог был лучше, чем все, что она когда-либо написала для «Неонового цирка».
— Я не знаю, сработает ли это, — сказал я, пытаясь вернуть лист бумаги обратно. — Я думаю, что должен написать его сам.
Кэти сказала,
— Попытка — не пытка, не так ли?
Я предположил, что нет. Глядя прямо на Пенни, — я сказал,
— Я даже никогда не видел этого парня, и ты хочешь, чтобы я убил его.
— Да, — сказала она, и теперь она выдержала мой взгляд прямо и открыто. — Это все, чего я хочу.
— Ты уверена?
Она кивнула.
Я сел за маленький домашний стол Кэти, положил рукописный некролог Пенни рядом с моим iPad, открыл пустой документ, и начал перепечатывать. Я сразу понял, что это сработает. Чувство силы было мощнее, чем когда-либо. В смысле прицеливания. Я бросил заглядывать в листок после второго предложения, и просто скользил по экранной клавиатуре, начал с основных моментов, и закончил это фразой: поминающие — никто бы не посмел назвать их скорбящими, учитывая наклонности мистера Лэнгстона — предупреждены, чтобы не приносили цветы, при этом плевки на гроб приветствуется.
Обе женщины уставились на меня.
— Сработает ли это? — спросила Пенни, и тут же ответила сама. — Конечно, сработает. Я почувствовала это.
— Я думаю, что уже сработало. — И обращаясь к Кэти. — Попросишь меня сделать это еще раз, Kэти, и я напишу твой некролог.
Она попыталась улыбнуться, но я видел, что она была напугана. Я и не думал этого делать (по крайней мере, я не думал об этом тогда), поэтому я взял ее за руку. Она вскочила, отстранилась от меня, но руку не отняла. Кожа была холодной и липкой.
— Я шучу. Плохая шутка, я знаю. Но этому надо положить конец.
— Да, — сказала она, и шумно сглотнув, выдавила еще одно слово. — Безусловно.
— И никаких россказней. Никому. Никогда.
В очередной раз они согласились. Я начал приподыматься, и тут Пенни прыгнула на меня, сбив обратно в кресло и почти повалив нас обоих на пол. Обняла не нежно; это скорее был захват тонущей женщиной шеи своего горе-спасителя. Она была жирной от пота.
— Благодарю тебя, — прошептала она. — Спасибо, Майк.
Я ушел, не прощаясь, и не сказав им больше ни слова. Я не мог дождаться, когда выберусь оттуда. Я не знаю, съели ли они принесенную мной еду, но очень сомневаюсь в этом. Беспредельное удовольствие, поцелуй-меня-в-задницу.
Я не спал той ночью, и не мысли об Амосе Лэнгфорде не давали мне уснуть. У меня были другие причины для беспокойства.
Это была вечная проблема наркомании. Я оставил Кэти в квартире, пообещав, что никогда больше не воспользуюсь той страшной силой, но это было обещание, которое я давал себя и раньше, и я не был уверен, что смогу сдержать его, потому, что каждый раз, когда я писал некрологи на живых, желание сделать это еще раз только крепчало. Это было похоже на героин. Попробуйте его один или два раза, и вы не сможете остановиться. Через некоторое время вы начинаете понимать это. Возможно, я еще не дошел до этого состояния, но уже был на краю пропасти, и знал это. То, что я пытался донести до Кэти, было абсолютной истиной — это необходимо прекратить, пока я еще мог это сделать. Предполагаю, что было еще не слишком поздно.
Вторая, не такая уж мрачная, но тоже достаточно плохая. Как-то в метро, по пути домой в Бруклин, мне на ум пришла известная фраза Бена Франклина: двое могут хранить секрет, если только один из них мертв. А было уже три человека, которые знали об этом, и я не собирался убивать Кэти и Пенни из-за этих некрологов, что означало — опасный секрет был в их руках.
Они будут хранить его какое-то время, в этом я был уверен. Пенни будет особенно заинтересована в этом, если ей позвонят утром, сообщив, что старый добрый дядюшка Амос преставился. Но время ослабит табу. И был еще ряд факторов. Они обе были не просто журналистами, а корреспондентами «Неонового Цирка», и это значило, что секреты были их бизнесом. И еще секс. Секс мог не вызывать привыкание, как привычка убивать людей некрологами, но это была своя сильная тяга, и я хорошо это знал. Рано или поздно будет бар, много выпивки, и тогда…
Ты действительно хочешь услышать что-то действительно потрясающее? Тогда ты должен пообещать, что никому не скажешь.
Я представил себе, как сижу в редакции напротив плаката с Благодарственной индейкой и занимаюсь написанием едкого комментария к чему-нибудь. Фрэнк Джессап подходит ко мне, присаживается рядом, и спрашивает, а не хотел бы я написать некролог на Башара Аль-Асада, сирийского диктатора, или — эй, даже лучше! — на это корейского толстяка Ким Чен Ына. Для конечно, Джессап, возможно, ты захочешь, чтобы я написал некролог на нового главного тренера «Никс».