Троица разволновался и замолк, чтобы со своим волнением справиться, а я задумалась — если Злату в клинике просветили по знакам, она могла выискивать сестер и братьев по ним. Но я на своем опыте уже знала, насколько это трудно в условиях огромного города. Почуять как есть, девушка могла только некромага, тут сама природа дает сигнал, и не спутаешь. Но тогда невозможно близко общаться, тошноты не выдержать. Обмен письмами? Телефонами?
— У Златы с собой был телефон, когда вы ее отпускали?
— Был. Но она держала его выключенным, считала, что лишний контроль не нужен, а случись что, она сама позвонит. — Троица махнул рукой, почти угадав ход моих мыслей: — Вилли все проверял еще до ее побега, я просил аккуратно, Злата ни с кем ни разу не связывалась.
— Она носила с собой пластыри?
— Зачем? Не обращал на это внимания…
— У Златы была своя комната и личные вещи, здесь или где-то, куда я могу свободно заглянуть и посмотреть?
— Были. Но Инквиз после побега и обысков, в том числе у меня дома, все конфисковал. Есть только фотоальбом, он сохранился потому, что лежал в «Науке», в моем кабинете. — Он махнул на стену. — Принести?
— Если можно.
Отодвинувшись от чайного места, расположилась левее за столом. Как только получила альбом на руки, стала разглядывать снимки внимательно. Троица не мешал мне, не стоял над душой с рассказами: «это мы были здесь», «это ей было десять». Я нарочно попросила пока без вмешательств, чтобы не отвлекаться на лишнюю информацию, если зацепит что-то — спрошу сама. И это «что-то» я нашла.
— Это эффект от съемки?
Он глянул на страницу, которую я развернула, и ткнула пальцем в снимок, на котором девушка смотрела в объектив. Ее радужка была не цельно карей, как везде, а с вкраплениями медового оттенка.
— Один из необъяснимых феноменов. Злата кареглазая, цвет не такой темный, как у вас, южан, ближе к ореховому. Но иногда радужка стала мерцать.
— Что значит «мерцать»? Как и когда это проявлялось?
— Искорки. — Троица умиленно и тонко заулыбался. — На секунду-другую, как будто она смотрела на огонь, и он отражался в глазах. Когда? Не знаю, особых ситуаций не было. Само по себе… Вы извините, Ева, что мы заставили вас начать поиски без всего, на пустом месте. Я понимаю, что нужно было сразу дать полную информацию, но я не мог себя пересилить… я в глубине души и сейчас не хочу, чтобы команда ее нашла, не хочу, чтобы подвергла наказанию, если моя девочка откажется делать то, что сейчас делает…
— А как вы выяснили, что это именно она, а не кто-то другой?
Троица тяжело вздохнул и ответил не сразу. Я просидела почти час, устроила больше допрос, чем разговор, и у него все меньше и меньше оставалось выдержки быть спокойным. Прежде и не подозревала, сколько старик носил в себе тревоги изо дня в день, сколько сил тратил, чтобы держать лицо и ходить на работу, когда его дочь пропала. Неизвестно, что с ней, кто с ней, и что же она сама, неразумная, творит.
— Нольд обнаружил. Как только клиника получила для обследования первого зомби, дело отдали ему, и он быстро… но как — не знаю. Ума не приложу! Это тонкости его работы, и детали он раскрывать не стал. Я с ума схожу, Ева, и совершенно отчаялся.
— Понимаю вас, и уверяю, что как только ее найду, сделаю все для защиты. Но мне тоже, уже как некромаге, нужно понять — что она делает и как? Я говорила Яну, возможно, девочка убивает из милосердия — только тех, кто сам хочет покончить с собой. Вдруг она выбрала это своей миссией… Уверена, она не приходит, потому что боится навлечь беду. А не потому, что забыла о вас. Какой бы наивной не была, понимает, что в Инквизе в первую очередь будут контролировать вас, в надежде ее поймать и вернуть. Злата благоразумно не выходит на связь.
Троица поспешно закивал.