— Видишь?
Кого Нольд спросил, меня или Яна? Мы оба повернули головы, и я заметила над деревьями крышу далекого особняка.
— И чего Инквиз здесь забыл? Частные же владения? Везти некромагау через половину континента, на самолете, потом в спец. фургоне — ради «тестирования Берга», как в протоколе указано? Не верю.
— И я не верю. Даже если, то ее бы не в такое место доставили, а в местную клинику в южной столице.
— Что за «тестирование Берга»?
Нольд ответил без тени недовольства на то, что я не совпала с утренней характеристикой Яна «лишних вопросов не задает».
— Ее поймали шесть лет назад, в городке Палл, это крайний север, дальше уже не селятся. По крови — чистая северянка. Она там с самого детства жила, а тут будет испытание новым климатом, температурой, местными инфекциями и грибками, пищей, укусами ядовитых животных и насекомых… полный и отвратительный набор для реакции регенерата.
— Вы хотите ее спасти?
— Да. Ян, что там за точный адрес?
— Сначала гараж.
Это даже трущобами было не назвать, хуже. Ряды тотально заброшенных гаражей тянулись на самом дальнем отшибе сектора, и никому не были нужны. Когда-то местные были состоятельней, но город выпил все соки, перетянул молодых, и век даже старых колымаг тут кончился. Кладовки для хлама, не больше. Людей никого, по колее еле проехали, спасибо, что внедорожник. И дальше Ян, выйдя, открыл незапертые ворота железной будки в ряду под номером «551».
Навьюченные вещами, дальше пошли пешком — уже к жилым дворам.
— Ева, сейчас все скинем и уйдем, а тебе придется пересидеть и не высовываться, пока не вернемся. Договорились?
— Хорошо.
Пообещать — одно, а выполнить, совершенно другое. Настоящий курятник — иначе не назвать, вот, куда мы заселились. Ян и Нольд даже не поели ничего, только переоделись внизу, взяли одну из сумок и исчезли. А я, заняв чердак, попыталась заняться делом.
Но от духоты и жары не помогали открытые настежь окна, крыша накалилась за день, ноут быстро перегревался в таких условиях, и я не могла нормально поработать, сворачивая заказы, которые уже успела взять до перемен. Чтобы хоть чем-то себя развлечь и посидеть на ветерке, залезла на яблоню. Дерево запустили давно, никто его не обрезал и не ухаживал — на юге яблоки не особо в цене, больше культивировали персики и абрикосы, поэтому ветви лет за десять выросли повыше домика.
— Все на контрасте…
Город маленький, но центр со своими небоскребами, и современного там в избытке. А шесть километров к окраине, и вот выгребная яма и пахучая вода из колонки.
Я еще огляделась. Моря не видно, закрывает холм и лесок. Отдельным полем простирался частный сектор с садами — строили кто во что горазд, на любых, даже самых крошечных клочках земли. Две вышки связи на границе пригорода, там же недалеко рынок, уже закрытый, без огней. Дальше всех и отсюда не видный располагался тот самый особняк, на который мы смотрели из машины. Тридцать лет назад закрытый санаторий с отдельным пляжем, бухтой и причалом для яхт. Теперь — все тоже самое, только во владении одного какого-то местного промышленника.
Я бы не ушла, сдержала обещание, но внезапно увидела фигурку подростка у голубятни. Прилично по расстоянию — маленький бедный дом с сетчатым пристроем для птиц на крыше. Сбоку железный щит, и на нем парень ломаной линией выводил солнышко.
Некромаг! На что рассчитывал, глупый, на удачу? Кто этот знак увидеть-то может, на такой маленькой высоте, почти в сумерках!? Да какая разница — это же знак! И я слетела с яблони.
Держала примерное направление, прислушивалась к участкам — где есть люди, а где нет, один раз забралась на дровни, ориентируясь, другой — на крышу бани в пустующем доме. Местные в это время кто в городе на работе, кто у причала в кафешках и лотках допоздна работает, даже стариков по домам сидело не много — и хорошо, меньше свидетелей, меньше любопытных.
Я добралась за пятнадцать минут. Прокралась, присмотрелась через щели в заборе, обошла, поверяя — не опасно ли. Неслышно перелезла на участок. И застыла в ужасе… Нет, не от того, что в доме почуяла труп, а оттого что у крыльца лежал мертвый пес с пережженными бельмами — признаком того, что его поднимали!
Отец учил упокаивать, но призывы никогда не практиковал. За всю жизнь и мысли не было попробовать на себе этот ужас, тем более если труп не человека, а животного. В психике может случиться непоправимый сдвиг!