Кепер и Дикси с любопытством закрутили головами. Гарбуш протиснулся мимо погашенной печи, ухватил за локоть какого-то гномороба и спросил:
— Что происходит?
— Скоро спускаем малый ковчег, — откликнулся тот.
— Это я знаю. Ну и что?
— Великий чар просит, чтобы добровольцы отправились в путешествие. В экспедицию.
— Но ведь ковчег еще не испытан...
— Добрый мастер Бьёрик сказал: вот и испытаем.
— Он тоже летит? — удивился Гарбуш.
— Ага. Он первый вызвался. Великий чар сначала поговорил с ним, потом добрый мастер произнес речь.
Еще двое гноморобов вышли из толпы и приблизились к Бьёрику.
— А куда лететь-то? — пискнул малец Дикси, протискиваясь ближе.
Гномороб пожал плечами.
— Не знаю. Далеко.
— Далеко? — Гарбуш взглянул на Дикси и Кепера. Последний как раз подошел к ним.
Юный Гарбуш, улыбнувшись, заспешил к Бьёрику.
И наткнулся на взгляд своего отца.
Добрый мастер Лейфа насупился так, что брови сошлись над переносицей. Он покачал головой, но Гарбуш сделал вид, что не заметил.
Когда он, а следом и Кепер с Дикси встали возле Бьёрика, толпа вновь зашумела. Среди юных гноморобов Гарбуш пользовался авторитетом. Сразу несколько карл шагнули вперед, и тут Доктус Савар поднялся с табурета.
— Хватит, — произнес он. — Этого вполне достаточно для команды. Я благодарю вас всех. И... — Грустно оглядев толпу перед собой, аркмастер склонил голову. — И — простите.
Покинув мастерские, Гарбуш заспешил по улице, ведущей вниз, к самым бедным кварталам.
Пока что никто так и не сказал, куда направится ковчег. Доктус, явно мучившийся оттого, что вынужден просить часть гноморобов принять участие в экспедиции, сообщил только, что соберет тех, кто полетит, немного позже и тогда все объяснит.
Когда Гарбуш добрался до места, начало темнеть.
Стоявший в конце улицы дом примыкал к руинам. Задней стеной ему служил участок древней каменной ограды, на которую опирался край кровли. Тусклый свет горел в единственном окне. Гарбуш заглянул в приоткрытую дверь.
Дом состоял лишь из двух помещений, спальни и кухни. Никакого фундамента, пол земляной, все закопчено дымом из низкого очага. Дымохода тоже нет, его заменяли щели между бревнами. Вместо кухонного шкафа — ниша в стене. Не решаясь входить, Гарбуш покашлял.
На середине комнаты стоял стол — широкие доски на козлах. Семь или восемь голов повернулись к двери, и детский голос произнес:
— Это карла.
Отец семейства, седой и сутулый, хмуро произнес:
— Гарбуш? Входи и садись.
— Нет, спасибо, — откликнулся гномороб, открывая дверь пошире.
Он втянул носом воздух, с удивлением чувствуя запах чего-то мясного. В обычный будний день бедняки ужинали не только капустой с хлебом! Интересно, откуда они взяли...
Самое прекрасное создание на свете шагнуло к нему из двери.
В кухне младшие братья этого создания с любопытством наблюдали за происходящим, пока мать не шикнула на них.
Ипи спросила:
— Ты вправду не голоден?
Гарбуш мотнул головой, засопел и попятился, выходя из полосы тусклого света, льющегося сквозь дверной проем.
— Не сопи, — сказала Ипи, улыбаясь. — Когда ты сопишь, то становишься похож на какого-то лесного зверька.
На ней было длинное платье из грубого темно-синего драпа, на голове — накрахмаленная полотняная повязка.
— А коса? — спросил Гарбуш. — Где твоя коса?
Они прошли мимо окна. Стекло в нем заменяло пропитанное терпентином полотно, почти не пропускавшее света.
Ипи смутилась. Потупившись, она неловко провела рукой по затылку.
— Я же и отращивала волосы, чтобы...
— Чтобы что?
— Ну, мы их продали. Из них делают такие... забыла, как это называется. В общем, вроде таких накладных волос.
— Ты продала свою косу?! — возмутился Гарбуш.
— Тише, а то услышат...
— Ты же знаешь, как она мне нравилась! — укорил он.
И потом ему стало стыдно. Очень стыдно. До гномороба дошло, каким образом на столе появилось мясо.
Ипи моргнула. Гарбуш только раз видел ее плачущей, еще в самом начале знакомства, когда умер один из ее младших братьев. Воспоминания остались самые тягостные. Сейчас повод был куда менее трагичным, но девушка отличалась повышенной чувствительностью. Юный гномороб ухватил Ипи за маленькую ручку и попятился в темноту.
— Но и так ты все равно красивая, — зашептал Гарбуш, мучительно пытаясь подобрать нужные слова. Он никогда не умел делать девушкам комплименты. — Да, пожалуй, так ты мне даже больше нравишься. Но вообще-то я вот почему пришел. Мне скоро придется надолго отлучиться.
— Отлучиться? Как отлучиться, куда?
— Пока и сам точно не знаю. Я рассказывал про ковчеги, помнишь? Мы почти закончили один. Вот с ним и... отлучимся. Это вроде такого путешествия. Экспедиция.
— А когда вернешься? — растерянно спросила Ипи.
— Говорю ж, точно не знаю.
— А если через год? Или через два?
— Нет, что ты! Это не так долго. Ты не думай, я тебе всего не рассказываю не потому, что не доверяю, а потому, что сам всего пока не знаю. И мы же не прямо сейчас отправляемся. Так что я еще приду.
— Но ты точно вернешься?
— Конечно! Как у вас дела?
— Все хорошо. Брат сказал, что, наверное, сможет договориться насчет отца. Ну, чтобы его тоже взяли на службу.
У Ипи была младшая сестра, трое младших братьев и один старший. Они приехали в Фору не так давно, спасаясь от чего-то — Гарбуш не знал, от чего, Ипи не рассказывала. Раньше семья жила где-то возле Гор Манны. Старшему брату удалось устроиться в городскую стражу, мать с Ипи шили, но глава семейства все еще оставался без работы и ходил угрюмый и злой.
— Мне пора, — сказала Ипи. — Отец сердиться начнет. Когда станет известно, куда вы отправляетесь, — ты расскажешь мне?
— Обязательно, — пообещал он.
Она на прощание сжала руку Гарбуша и ушла в дом. Юный гномороб стоял, бездумно глядя на темные руины. Пора было возвращаться: их квартал хорошо охранялся, по вечерам многочисленные привратники запирали все ворота и двери и выражали неудовольствие, когда кто-то из подгулявших юных карл начинал стучаться среди ночи.
Он сделал несколько шагов и остановился возле окна. В одном месте заменяющее стекло полотнище чуть отошло от рамы. Тихо засопев, Гарбуш глянул внутрь. Хозяева мирно ужинали. Вместо лавок они использовали длинные доски на подставках, а глава семьи восседал на накрытом волчьей шкурой сундуке. Только Ипи сидела на сколоченном для нее братьями табурете с очень длинными ножками. Ведь это была семья обычных людей обычного роста, лишь одна из дочерей уродилась карлицей.
Глава 7
Некрос Чермор отлично знал, что Альфар скучает, когда он рассказывает брату свои сны. Но это не мешало описывать их, если снилось что-то необычное. А снилось такое часто.
— Солнце было как кровь, и оно вставало прямо из волн, восходило ввысь по левую руку. Но в то же время оно горело справа — и я не мог понять, отражение это или второе солнце. Горячее небо казалось отлитым из меди, кругом — вода, только вода. Волны пахли гнилью, океан загустел, стал желтым, вязким как масло, и какие-то склизкие твари плыли за судном. Но почему-то самым страшным были реи и канаты. Пересекающиеся на фоне огромного шара солнца, они напоминали тюремную решетку. Как думаешь, сон вещий?
Альфар замахал руками. В левой он сжимал короткую черную плеть.
— Брат мой, брат мой! Вещий? Это при твоей-то, гм, любви к открытой воде? О чем ты? Тебе в жизни не доводилось плавать на кораблях, и никогда не доведется. А что касается твоих снов... — Альфар пожал плечами. — Лучше скажи, ты думаешь принять этих людей — или пусть себе идут, откуда пришли?
— Нет, следует поговорить. Не стоит портить отношения с самим капитаном, — ответствовал Некрос.
Альфар кивнул паре застывших у дверей эдзинов, и те вышли.