Когда Некрос сделал последний шаг, приблизившись к заключенной почти вплотную, та пошевелилась. Плечи дрогнули, голова поднялась. Пряди волос упали с лица, глаза медленно раскрылись и взглянули на чара.
Душу аркмастера мертвого цеха накрывала череда светлых и темных пятен, слепящая рябь золотых отблесков и черных дыр. От рождения тьма и свет боролись в нем, но даже когда свет брал верх, это никогда не был безоблачный летний полдень — скорее вечерний сумрак. Ну а когда побеждала темная половина его натуры, в душе Некроса Чермора воцарялся непроглядный мрак глухой беззвездной полночи.
Сейчас взгляд узницы воспламенил в нем гудящее, сияющее невыносимым светом солнце. Ореолом очертив фигуру у стены, свет прошел сквозь глазные яблоки Некроса и выжег золотой силуэт на поверхности его мозга.
После шелеста соломы в камере воцарилась недолгая тишина, а затем тюремщик услышал топот ног. Он отступил, когда прямо перед ним возникло смуглое лицо.
— Ключ! Ключ от цепей — быстро.
Жирное тело затряслось, как студень. Когда хозяин говорил подобным голосом, это обычно заканчивалось мучительной смертью того, к кому он обращался. Стоящий у ног тюремщика Тасси рыкнул, словно выругался. Дрожащая рука толстяка опустилась, пальцы зашарили у пояса. Несколько долгих, мучительно страшных мгновений он не мог нащупать нужное кольцо, наконец, сдернул с ремешка и положил в подставленную ладонь требуемый ключ.
— Вон! — процедил Некрос, разворачиваясь. — Двоих с носилками в камеру. Если, когда я отомкну цепи, носилок не будет здесь — сожрешь свои яйца.
Она открыла глаза.
И спряталась под одеялом.
Сидящий на краю кровати человек неуверенно поднял руку и потянул одеяло, но она вцепилась и не отпускала. Тогда он выпрямился, растерянно хмурясь.
Девушка выглянула. В первое мгновение ей почудилось, что у человека черное лицо — это и испугало ее. Здесь горела лишь пара свечей, помещение наполнял полумрак. Теперь она разглядела, что лицо не черное, а просто смуглое. Она нырнула под одеяло с головой, попыталась разглядеть свое тело, провела ладонью по груди и животу, после чего вновь выглянула. В глазах появилось возмущение, смешанное с испугом. В то же время казалось, что она прислушивается к каким-то своим внутренним ощущениям.
— Ведь ты ничего не сделал мне, пока я была без сознания?
Некрос Чермор моргнул. Чар очень редко чувствовал неуверенность в себе, подобное противоречило его натуре. Но сейчас он ожидал другого вопроса — растерянно-молящего «Где я?» или «Кто ты?» — а не вот такого, прозвучавшего почти как обвинение.
— Нет, ничего.
— Но ты раздел меня. Или это не ты?
— Вообще-то я. Платье было в грязи. И порвано.
— Надо думать, ты не закрывал при этом глаза?
— С закрытыми глазами я бы не справился со всеми этими петельками и застежками...
Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Некросу казалось, что в спальне становится светлее.
— Итак... — она села, удерживая одеяло на груди. — Где я нахожусь?
Этого вопроса он ждал — и не очень хотел отвечать. Ответ таил в себе двусмысленность, хотя теперь, после того, что она спросила с самого начала...
— Моя спальня.
— Ага! — произнесла она, будто сейчас все встало на свои места. Многозначительная тишина тянулась долго, и, наконец, Некрос, в душе обозвав себя слизняком, произнес:
— Я велел принести несколько платьев. Вот... — он указал на стул у кровати. — Какое-нибудь подойдет тебе.
Девушка рассмотрела платья, перевела взгляд на странное существо, спавшее под стулом.
— Я ведь все еще в Остроге?
— Конечно.
— В таком случае, чьи это платья?
Когда Некрос отводил взгляд, свет мерк, в помещении становилось темнее, а когда смотрел на нее, сияние вновь медленно разгоралось, мягко высвечивая предметы. Хотя чар подозревал, что на самом деле никакого сияния нет.
— Неожиданный вопрос, — признал он. — Думаю, остались от кого-то из заключенных. Тех, кто... — Чермор замолчал, опасаясь, как бы она вновь не спряталась под одеяло. При всей женственности, с которой она это проделывала, в подобном поведении было что-то очень детское.
— От несчастных женщин, которых замучили до смерти в Остроге-На-Костях?
Некрос выпрямился, ощутив укол злости. Почему он смущается? Какая-то девка от силы семнадцати лет! Можно для начала слегка придушить ее, а потом... Но когда он в упор посмотрел на нее, опять стало светлее, и руки, уже поднявшиеся, чтобы сжать ее шею, сами собой опустились.